На следующее утро с рассветом мы летим на Белгород. В этом направлении нам предстоит совершать боевые вылеты на протяжении последующих нескольких недель. Мы поддерживаем с воздуха наших старых знакомых по Восточному фронту – ударные дивизии, ради которых мы и совершаем свои вылеты. Мы знаем, что на данном участке наши войска идут вперед и потому неприятных неожиданностей не предвидится. За танковыми дивизиями идут дивизии СС «Тотенкопф» и «Гроссдойчланд». Наступление ведется в северном направлении, на Курск, в районе которого находятся значительные силы. Наши дивизии врезаются по диагонали в выступ русского фронта. Он простирается на запад до Конотопа и делает крюк к Белгороду на юге, а на севере граничит с открытой местностью в районе Орла.

Идеальным было бы установить линию фронта на рубеже Белгород – Орел – но смогут ли брошенные в бой войска выполнить эту задачу? Мы всячески помогаем им в выполнении этой задачи, совершая вылеты с рассвета до заката над наступающими частями, которые скоро прорываются на 40 километров в глубь русской обороны и достигают пригородов Обояни.

Советское сопротивление очень сильно, даже в воздухе. В один из первых дней наступления, вылетев рано утром, я при подлете к Белгороду увидел справа впереди от себя летящее выше меня подразделение «He-111». Зенитки открыли по нему огонь и попали удачно. Самолет разлетелся в щепы. Видеть такое тяжело. Нельзя допустить, чтобы жизни наших товарищей пропали безнаказанно. Впоследствии мы атакуем зенитные позиции в этом районе. Во время выходов из атаки на низком уровне я часто вижу поблескивающий на солнце обломок сбитого «хейнкеля». В полдень ко мне подходит капитан люфтваффе и сообщает, что в этот день был убит мой двоюродный брат. Я говорю – скорее всего, он был сбит этим утром северо-западнее Белгорода в «He-111». Капитан удивлен – я сказал точно. Мой двоюродный брат – это уже третий из сыновей дяди, которым предстояло погибнуть в этой войне. Сам дядя позднее пропадет без вести.

Следующие недели приносят большие потери в нашем полку. Мой друг по учебе, капитан авиации Вутка, командир 8-го звена, погиб. Убит и офицер-летчик Шмидт, у которого недавно в небе над Сицилией погиб брат. И в случае с Вуткой, и в случае со Шмидтом не совсем ясно – взорвались их самолеты при нажатии на спуск бомбосбрасывателя или же во время перехода в пикирование. Возможно, имело место вредительство – кто-то устроил короткое замыкание. Несколько месяцев спустя это подозрение снова всплывает в памяти, поскольку происходят аналогичные случаи. Но, несмотря на самое скрупулезное расследование, явных улик найти не удается.

Во время наших вылетов на земле разыгрывается грандиозное танковое сражение – подобного мы не видели с 1941 года. Большие массы танков встречаются на открытой равнине. Вражеская противотанковая артиллерия располагается в тылу; орудия тщательно замаскированы. Иногда в обороне участвуют и танки; их зарывают в землю, особенно когда танки не могут двигаться, а пушки еще в состоянии стрелять. Числом советские танки намного превосходят наши, однако в качественном отношении сразу видно наше превосходство в танках и вооружении. Именно здесь впервые были массированно применены «тигры». Все типы наших танков имеют большой темп стрельбы, а стрелки стреляют более точно. Главная причина этого – лучшее качество нашего оружия, но решающим его делает лучшее качество людей, которые управляют этим оружием.

Более опасной для наших танков является советская тяжелая и сверхтяжелая противотанковая артиллерия, которая появляется на всех решающих участках битвы. Поскольку русские являются мастерами камуфляжа, их противотанковые пушки обнаружить и уничтожить трудно.

Массы танков напоминают мне о самолетах с пушками из экспериментального подразделения, которое я взял с собой из Крыма. Поскольку танки противника велики, можно попробовать эти самолеты против них. Правда, прикрывающая русские танковые подразделения противовоздушная артиллерия очень сильна, но я говорю себе, что обе группы противостоят друг другу на расстоянии 1–1,5 километра и, если меня не собьют прямым попаданием зенитного снаряда, всегда можно совершить вынужденную посадку за нашей линией фронта. Таким образом, 1-е звено отправится в полет с обычными бомбами, а я буду возглавлять их на самолете с пушкой. И я предпринимаю попытку.

В первом же вылете от огня моего орудия взрывается четыре танка; к вечеру общий счет доходит до двенадцати. Мы просто в восторге оттого, что спасли множество немецких солдат, которых могли уничтожить эти танки.

Но после этого дня пришлось немало потрудиться нашим ремонтникам, поскольку противовоздушная артиллерия нанесла нам урон. Жизнь подобного самолета всегда будет недолгой. Но главной цели мы достигли – недоверие к подобному оружию исчезло. Таким образом, мы обретаем оружие, которое легко доставить туда, где оно необходимо и способно успешно действовать против значительного числа советских танков. Вскоре было сформировано противотанковое подразделение. Для непосредственного выполнения боевых задач эти самолеты передали под мое командование.

Сражения в последующие дни доказали полезность нового оружия. Перед атаками пушечных самолетов часть наших пикирующих бомбардировщиков уничтожала наземную противовоздушную оборону; другая же часть летала кругами на низкой высоте, чтобы не дать истребителям противника сбить наши противотанковые самолеты.

Понемногу я все лучше усваиваю тактику применения новых самолетов. Но это мастерство – результат горьких ошибок. Мы теряли самолеты потому, что летали между стреляющими друг в друга сторонами. Следовало избегать полетов в районе траекторий снарядов, иначе возникал риск быть сбитым случайной пулей.

Через некоторое время Советы научились довольно успешно противостоять нашим воздушным атакам на их танки. Когда это было возможно, они снабжали головные танки противовоздушными средствами, дымовыми снарядами для создания завесы или имитации дыма от горящего танка, чтобы преследователь убрался восвояси в уверенности, что уничтожил цель. Опытные экипажи быстро разгадали эту уловку, и она их больше не обманывала. Танк, который действительно горел, показывал очень яркое пламя – имитировать такое пламя было слишком трудным делом. Во многих случаях танк взрывался, как только огонь доходил до боеприпасов, что обычно находились в каждом танке. Это было очень опасно для нас, когда самолеты летали на высоте 5–10 метров над танками. В первые несколько дней такое случалось со мной дважды. Я летел сквозь внезапно взметнувшееся вверх пламя и думал: «На этот раз тебе конец».