Сначала мы приземляемся в Лётцене, и я докладываю о себе оберсту фон Белоу. Он сообщает мне, что майор Храбак тоже должен получить дубовые листья к ордену; он встретится с фюрером одновременно со мной. Поскольку я привел Хеншеля с собой, то спрашиваю фон Белоу – дошло ли до его учреждения мое представление на награждение. Он говорит, что не дошло, но он немедленно узнает у рейхсмаршала, как обстоит дело. Там бумаги не обнаруживаются. Возможно, их только передали рейхсмаршалу на подпись. Когда это подтверждает сам Геринг, фон Белоу отправляется к фюреру сообщить, что я доставил с собой Хеншеля по вышеописанным причинам и что командующий люфтваффе утвердил награждение. Ответ фюрера: «Хеншель должен прийти с остальными». Это невероятная удача для моего верного бортстрелка. Не многие получают Рыцарский крест из рук фюрера, поскольку лично получают награду от главнокомандующего только те, кто имеет дубовые листья.

И вот майор Храбак, Хеншель и я перед фюрером. Сначала он награждает нас, а затем мы все вместе пьем чай в его кабинете. Фюрер рассказывает о последних операциях на Востоке и об уроках, что извлек из них. Он сообщает о создании подразделений, которые должны остановить приближающееся вторжение западных союзников. В стране еще можно создать большое количество дивизий, и наша промышленность способна снабдить их соответствующим количеством оружия. А тем временем изобретательный германский гений, как сообщает фюрер, работает над грандиозными проектами, которые позволят одержать победу над большевизмом. Только мы способны сделать это, считает фюрер. Он гордится солдатами своего Восточного фронта, он знает об их напряженных усилиях и об их трудностях. Фюрер выглядит хорошо, он полон идей и излучает уверенность в будущем.

Покинув Лётцен, мы над Хохенцальце немного отклоняемся от маршрута, делая посадку в Гёрлице, где даем нашему отважному «Ju-87» двухдневный отдых. Неподалеку отсюда находится дом Хеншеля в Саксонии, и он отправляется туда на поезде, чтобы через два дня вернуться. Теперь мы летим на фронт. Погода ужасная, когда мы летим через Вену, Краков, Львов и Винницу в Кировоград. Чем дальше на восток мы летим, тем явственнее приближение зимы. Низко летящие облака с густым снегом мешают полету и создают трудности в прокладке курса. Мы очень рады, когда наконец вываливаемся из нашего воздушного такси на морозный воздух аэродрома в Костровке и снова оказываемся среди наших друзей. Здесь уже холодно, но у нас нет оснований ворчать по этому поводу, поскольку мороз улучшает состояние дорог в деревне. Большие открытые пространства покрыты толстым льдом, и порой их нелегко преодолеть без коньков. Когда нам приходится отложить полеты из-за плохой погоды, возобновляются наши хоккейные баталии. Любая спортивная инициатива энергично поддерживается всеми. Мы используем все, что годится для этой цели, – от обычных хоккейных клюшек до старых метел и совков. Самые примитивные русские коньки соседствуют со специальными ботинками для катания на льду и с нормальными лезвиями. Многие неуклюже бегают в летных меховых ботинках. Важно то, что мы упражняемся.

Внезапно здесь, в Южной России, начинаются теплые дни, которые снова превращают все вокруг в непролазное болото. Возможно, оказывает свое влияние Черное или Азовское море. Наш аэродром не способен выдержать такие перемены климата, потому нам приходится перелететь на аэродром в Кировограде. Один из подобных грязевых промежутков приходится на Рождество и Новый год. Потому подразделения вынуждены отмечать рождественские праздники отдельно, не участвуя в общей вечеринке эскадрильи. Санта-Клаус принес подарки каждому солдату, и, глядя на счастливые лица при получении, трудно сказать, что идет уже пятая зима военной кампании.

В начале 1944 года установилась совсем плохая погода, а активность на фронте возросла. Советы прорывались в восточном и юго-восточном направлениях из района Днепропетровска и за довольно короткое время нарушили наши коммуникации между Кривым Рогом и Кировоградом. Контрнаступление наших старых друзей, 14-й и 24-й танковых дивизий, оказалось успешным. Помимо захвата большого числа пленных и техники, мы смогли добиться в этом секторе затишья – по крайней мере на какое-то время. Мы постоянно делаем вылеты из Кировограда; наши казармы здесь расположены недалеко от аэродрома. Штаб полка располагается неподалеку. День, когда он разместился в своем здании, принес неприятный сюрприз. Адъютант полка, майор Бекер, по прозвищу Фридолин, и инженер, капитан Кетшнер, не вполне освоились с местными печками. Когда Кетшнер проснулся, то обнаружил Фридолина уже без сознания. Он поспешил на свежий воздух, таща за собой Фридолина. Это спасло жизнь им обоим. Потеря солдата в результате нелепого несчастного случая, а не в бою всегда действует удручающе. Позднее мы находим забавным это происшествие, и оно становится постоянным источником для шуток; обоих много поддразнивают по этому поводу.

Примерно в это время мы становимся свидетелями очень необычной драмы. Я отправляюсь на боевое задание на самолете с противотанковыми пушками на юг или юго-запад от Александрии; расстреляв свои боеприпасы, мы направляемся обратно в Кировоград пополнить бензобаки и запас снарядов для нового вылета. Мы летим ровно на низкой высоте, как вдруг на полпути к Кировограду за густой рощей видим около двенадцати движущихся танков. Я узнаю их сразу – это «Т-34». Они направляются на север. Я мгновенно набираю высоту, чтобы оглядеться. Откуда, черт побери, они появились? Танки, нет сомнения, принадлежат Советам. У нас не осталось снарядов, потому нам приходится лететь дальше. Кто знает, куда они уйдут ко времени, когда мы вернемся со снарядами и сможем их атаковать?

«Т-34» не обращают на нас никакого внимания и продолжают следовать своим курсом за рощей. Дальше на север я вижу что-то движущееся на земле. Мы летим на низкой высоте и узнаем наших товарищей на танках «T-IV». Они глазеют на нас из своих танков, думая о чем угодно, но только не о близости противника и о возможной схватке. Оба танковых подразделения движутся друг другу навстречу; их разделяет лишь небольшой ряд кустов. Друг друга они не видят, поскольку Советы двигаются в углублении рядом с железнодорожным полотном. Я стреляю красной ракетой, машу рукой из кабины и бросаю вниз контейнер с запиской, в которой сообщаю коллегам-танкистам, кто и что движется к ним в радиусе трех километров. Пикируя на «Т-34», я указываю на близость противника. Обе группы продолжают сближаться. Делая круги, я смотрю, что произойдет. Танки останавливаются в роще на месте просеки. Теперь в любую минуту наши могут внезапно увидеть русских. Я с нетерпением жду мгновения, когда это произойдет. Русские закрыли крышки на своих башнях, возможно что-то заподозрив из-за моих маневров. Они все еще двигаются в прежнем направлении, и довольно быстро. Расстояние между группами теперь не больше 150–200 метров. Вот оно!

Русские, двигаясь в углублении, доезжают до просеки и замечают противника с другой стороны. Потребовалось лишь две секунды, чтобы первый танк «T-IV» выстрелил в своего противника с расстояния 200 метров, от того остаются лишь обломки. Проходит еще несколько секунд, и загорелось еще шесть русских танков. Они не успели сделать ни одного выстрела. У меня создается впечатление, что для русских все случившееся было полной неожиданностью. Даже сейчас они не могли понять, что происходит. Несколько «Т-34» двигаются ближе под прикрытием рощи, спеша ретироваться через железнодорожную насыпь. Последних немедленно уничтожают немецкие танки, у которых прекрасный обзор через просеку. Бой продолжался не более минуты. В своем роде он был уникальным. Без потерь для нас все «Т-34» были уничтожены. Наши товарищи на земле были горды и рады такому успеху; мы рады не меньше. Мы сбрасываем вниз контейнер с добрыми пожеланиями, немного шоколада и летим домой.