— Жаль, конечно, — начал было Льюис, в отношении дочери Олдрича...

— М-м?

— Интересно, почему она не пришла на Паддингтон?

— Возможно, встретила у «Дорчестера» купающегося и деньгах нефтяного шейха.

— Она же договорилась встретиться с ним.

— Это он так говорит.

— А вы не верите ему? — удивленно посмотрел на него Льюис. — Не мог же он выдумать все это про армию... про поезд...

— Этого он не придумывал, нет.

— Но вы не верите в то, что было между ними?

— Ты же сам только что сказал, что он умный человек. Думаю, в Лондон он ездил, но не совсем уверен в том, что он там делал. Как-то все неопределенно, смутно, тебе не кажется? Точно так же я не совсем представляю себе, что делал Кемп после того, как вышел от издателя. А что, если они встретились, Льюис?.. Интересно, тебе не кажется?

Льюис покачал головой. Почти всегда одно и то же: не добравшись еще и до половины расследования, Морс вдруг увлекается какой-нибудь невероятной и запутанной версией, от которой тут же отказывается, стоит только обнаружиться нескольким новым фактам. И, к счастью, кажется, сейчас Морс сосредоточился на фактах, снова копаясь в вопросниках и на время выбросив из головы Олдрича.

— Погляди-ка, Льюис!

Он протянул три листочка, указывая сержанту на ответ на вопрос (д):

Олдрич 10 — 27 — 90.

Стрэттон 27 окт. 1990

Г. Браун 27 октября

— Это еще ни о чем не говорит, верно, сэр?

Но Морс, по-видимому, был занят совершенно другой мыслью:

— Меня заинтересовали даты их рождения...

— Сейчас узнаем. Я попросил Ашендена сегодня утром собрать все их паспорта.

— Неужели?

Льюис с удовлетворением заметил, как удовлетворенно блеснули глаза Морса, и очень скоро перед главным инспектором лежали паспорта.

— Все здесь, а?

— Кроме Ашендена. Вы... это... не забыли про Ашендена, сэр?

— Ну что ты! Я не забыл про Ашендена, — ответил Морс с расстановкой, вынул свою паркеровскую ручку и на бумажной салфетке вывел три даты рождения:

Олдрич 8.4.1922

Стрэттон 29.9.1922

Браун 3.8.1918

— Двоим из них сейчас шестьдесят восемь, одному — семьдесят два.

— Никак не скажешь, что Браун из них самый старый, правда, сэр? Носится как двухлетка.

— Какая такая двухлетка?

Льюис вздохнул, но не стал отвечать.

— Он оставался в своей комнате, когда жена вышла прогуляться по Оксфорду, помнишь? И мне по-прежнему кажется, что самое странное во всей этой истории то, что Стрэттон не проводил жену до номера, не доставил ее туда в целости и сохранности. Это неестественно, Льюис. Так дела не делаются.

— Что же вы предполагаете? — осторожно поинтересовался Льюис.

— Говард Браун утверждает, что он оставался у себя и комнате, пока его жена со Стрэттоном решили посмотреть Оксфорд. Сказал, что устал. Ха! Как ты выразился, он резв, как двухлетка.

— Какая такая двухлетка, сэр?

Судя по виду Морса, он этого вопроса не слышал.

В боковом зале бара, как за кулисами концертного зала, слышны были чистые звуки мелодии, долетавшие откуда-то со стороны. Сначала несколько пробных аккордов большого «Стейнвейна», которым Морс восхищался в салоне «Ланкастер», а затем вся мелодия, вылетавшая из-под пальцев пианиста, нанятого специально для концерта во время последних часов пребывания группы в Оксфорде.

Полилась «Старая нежная песня любви», и Морс с Льюисом молча слушали ее, потом Морс продолжил разговор:

— Знаешь, я начинаю задумываться, у кого же с кем была интрижка. Стрэттон и Ширли Браун ушли пройтись, и все обменялись многозначительными взглядами. Согласен? И все мы обратили внимание только на эту скандальную ситуацию, совершенно забыв про обстоятельства, наводящие на еще более серьезные размышления. Браун и Лаура Стрэттон остаются в своих комнатах 308 и 310. Это же, Льюис, преступление на сексуальной почве! Стрэттон возвращается и застает их в пиковом положении... А все это дело о Волверкотском Языке — чисто для отвода глаз.

Но Льюис не был склонен соглашаться с такой малоосновательной версией:

— Она очень устала, сэр. Ей хотелось скорее добраться до ванны, а не...

— ...а не до амуров?

— Ну, люди в этом возрасте...

— Что? Мне говорили, что люди старше шестидесяти пяти очень хорошо занимаются сексом.

— В таком случае вам осталось ждать только десять лет.

Морс ухмыльнулся, хотя и не с прежней убежденностью:

— Я в этом вполне уверен. Эта «Старая нежная песня любви» должна быть здесь как-то замешана. Умирает женщина. Пропадает произведение искусства. Убивают искусствоведа. Улавливаешь, Льюис? Тут есть связь, тут должна быть связь. Но я пока еще не могу... — Он остановился и снова посмотрел на три даты. — Ты понимаешь, этим троим было в 1944 году — сколько? Двадцать два, двадцать два, двадцать шесть? — Глаза у него засветились каким-то внутренним озарением. — А что, если все они тогда находились в воинских частях в Оксфорде или его окрестностях?