Воротников посмотрел на меня очень серьезно и, вздохнув, сказал:

— Ведь только подумать, товарищ полковой комиссар, — 100 танков Т-II, Т-III и Т-IV против 75, две трети из которых БТ и Т-26. Мало, мало у нас КВ и тридцатьчетверок. Были бы все семьдесят пять, мы бы здесь устроили фрицам такой фейерверк, что только радуйся! А так... Драться сегодня придется не числом, а умением... [60]

Состояние командира полка можно было понять. Ответственность на нем лежала большая. Вся надежда была на стойкость, высокий моральный дух и профессиональную выучку наших танкистов и артиллеристов. И хотя мы были уверены в них, майор Воротников не мог быть спокойным: ведь от танкистов его полка во многом зависел в тот день успех не только дивизии, но и всего корпуса...

В шесть утра 27 июня возобновилась контратака наших войск на всех участках от Млинова до Дубно. Дружно ударили по позициям изготовившегося к атаке противника артиллерийские полки. Канонада грянула одновременно на всех рубежах.

Через 15 минут 85-й танковый полк майора Алабушева и оба полка 40-й дивизии во взаимодействии с мотострелковыми частями перейдут в решительное наступление.

В соседней щели, у артиллеристов, все время выкрикивали команды. Оба артполка, приданный и 43-й, вели плановый огонь по заданным целям и рубежам перед участками наступающих. Лишь у нас здесь было пока тихо. Но колонна немецких танков и мотопехоты вдруг остановилась. По ней вели огонь наши соседи — артполки 36-го стрелкового корпуса. Это заставило фашистского командира развернуть свои части в боевой порядок.

Мы ждали. До немецкой колонны, опять начавшей движение, оставалось не более полутора километров. Обстановка неожиданно изменилась — враг наступал развернутым фронтом, а не в колонне. Такой вариант не был предусмотрен Воротниковым.

— Товарищ полковой комиссар, разрешите доложить новое решение на бой... — обратился он ко мне и предложил такой план. Артиллеристы производят огневой налет по противнику, когда его головные подразделения приблизятся к километровому рубежу. Это, безусловно, расстроит его боевой порядок. С 700–800 метров стрельбу начинают противотанковые орудия и гаубичные батареи, которые стоят на открытых позициях. И только затем с расстояния 300–400 метров огонь открывают танковые пушки, а по сигналу начинается атака.

Я одобрил решение командира полка, а он немедленно передал по телефону соответствующие команды подразделениям. Затем мы перешли к артиллеристам. Стали наблюдать. Грозный гул танков нарастал. Они двигались [61] по шоссе и по обе стороны от него в колоннах подразделений. Мы следили, не отрываясь от стереотруб и биноклей, как заученно четко перемещаются пока на средней скорости танки и бронетранспортеры. По ним никто еще не произвел ни одного выстрела, и гитлеровский офицер, видимо, выжидал.

Прислушиваюсь к разговору командиров полков — Воротникова и Тесленко. Они оживленно обсуждают то, что видят.

— Впереди — танки Т-IV, за ними и на флангах — уступами легкие Т-II и Т-III, — говорит Воротников.

— Это же их танковый клин! — восклицает командир артполка.

— Да. Это клин. Тот самый, о котором так много говорили мы в академии...

И действительно, немцы двигались именно в таком порядке. Танки своей броней создавали впереди как бы непробиваемый щит, за которым укрывались подразделения мотоциклистов, пехота на бронетранспортерах, артиллерийские и минометные подразделения.

— Как у тебя с боеприпасами, Володя, — спросил Воротников командира 43-го артполка майора Тесленко (я хорошо знал, они дружили и были близки домами).

— Два БК есть.

— А у вас, товарищ капитан? — обратился Воротников к командиру дивизиона 152-миллиметровых гаубиц, приданного полку.

— У меня тоже два.

— Хорошо. Жить можно. Начинайте, други, пора! — приказал майор Воротников.

— Первый и третий дивизионы, к бою! — дал команду на огневые позиции капитан. — Первой батарее, цель номер один, по танкам, прицел... угломер... снаряд.... огонь!

Я следил в бинокль за немецкими танками. Они шли спокойно, слегка покачиваясь на неровностях поля, безжалостно подминая гусеницами колосящуюся пшеницу. Густая пыль тяжелой тучей поднималась за машинами, скрывая от глаз все остальное.

Вдруг среди головных танков вскипела земля, вверх поднялись огромные столбы огня и грунта. Один танк, как бы уклоняясь от близкого взрыва, начал задирать гусеницы и падать набок. Затем шлепнулся на обе гусеницы, задымил, а потом ярко вспыхнул. [62]

— Дивизионом, «Лев-1», три снаряда — беглый огонь! — закричал капитан, назвав номер участка заградительного огня.

Начала работу и вся артиллерия дивизии. Дорога и поле вокруг покрылись густой сетью разрывов. Артиллеристы вели подвижной заградительный огонь внакладку. Т-IV, а за ними и все остальные танки перешли в атаку на предельной скорости, стремясь прорваться сквозь сплошную стену разрывов. По ним дружно ударили пушки батареи воентехника 1 ранга Васильева. Немецкие танкисты открыли ответный огонь и устремились туда, где в засаде стоял заслон Васильева.

От прямых попаданий бронебойных снарядов противотанковых пушек и орудий гаубичной батареи уже горели и кружили на месте несколько немецких машин с подбитыми гусеницами. Яркими факелами пылали мотоциклы и бронетранспортеры.