Собрав партполитаппарат полка, я ознакомил его с обстановкой и проинструктировал о работе, которую следует провести с личным составом перед боем.

— Задача полку поставлена важная и очень ответственная, — напомнил я. — На этом надо сделать особый акцент. Каждый боец, будь то пехотинец, танкист, артиллерист, связист, должен почувствовать, что от его инициативных, смелых действий зависит сегодня успех всей операции по разгрому ударной группы вражеских танковых и мотопехотных частей, которые пытаются отрезать, окружить и уничтожить нашу 40-ю танковую дивизию. Не забывайте об этом, когда будете беседовать с людьми...

Убедившись, что мои указания выполнены, я связался с полковником Цибиным и посоветовал непременно установить за ночь минные заграждения перед позициями артиллеристов и на шоссе. Он согласился со мной. К утру саперная рота лейтенанта И. Скорикова заминировала все подступы к позициям полка на танкоопасных направлениях.

После сытного ужина личному составу было дано три часа на отдых. Это время мы хотели продлить в зависимости от обстановки.

Вернулся на КП полка. При первом взгляде на майора Алабушева понял: он чем-то взволнован. Поинтересовался, в чем дело.

— Только что возвратилась полковая разведка, товарищ полковой комиссар. Против нас сосредоточивается [94] много вражеских частей. Ожидается массовое применение танков, артиллерии, пехоты на бронетранспортерах. Ну и, конечно, авиации.

— Сколько у противника танков? — спрашиваю у начальника разведки полка.

— Мы насчитали 67 машин, но уверен, что их будет значительно больше. С тыла доносится гул, подходят резервы, а проникнуть в тыл не удалось.

Конечно, не просто подсчитать ночью количество машин у противника. Но приблизительные данные не очень устраивали нас. Поэтому я дал указание командиру полка продолжить разведку противника, особенно в предутренние часы, и как можно чаще докладывать о результатах.

Бой предстоял серьезный, бескомпромиссный. И майор Алабушев готовился встретить врага во всеоружии. Вызванные на КП командиры танковых и стрелкового батальонов, командиры артиллерийских и минометных подразделений, получив уточненные задачи, отправились в свои подразделения, чтобы продолжить подготовку к предстоящим событиям.

Особое задание получили лейтенант С. Горшков и младший лейтенант И. Ефимов. Оба проявили себя смелыми, находчивыми командирами, которые умеют и стойко держаться в обороне, и решительно атаковать врага в наступательном бою. Им и выпало защищать фланги небольшими силами, ибо основную массу танков командир полка предназначал для удара по главным силам врага.

Лейтенанту Горшкову поручалось двумя тяжелыми КВ и четырьмя Т-34 во взаимодействии с приданной противотанковой батареей и взводом стрелков прикрыть левый фланг полка. А в случае если гитлеровцы предпримут попытку обойти полк, принять удар на себя и сковать вражеские подразделения на этом участке, обеспечив возможность главным силам части совершить маневр и нанести удар по неприятелю с фланга и тыла.

Младший лейтенант Ефимов получил аналогичную задачу, но действовать ему предстояло на правом, менее опасном фланге, который упирался в лес и был, в общем, труднопроходимым для танков. Учитывая это, командир полка оставлял в его распоряжении лишь взвод танков и два противотанковых орудия.

Майор Алабушев, командиры танковых батальонов, которым подчинялись Горшков и Ефимов, были уверены, [95] что молодые офицеры с честью оправдают доверие командования и не пропустят врага. Мастерства и отваги обоим было не занимать, об этом знали в полку все.

На прощание командир полка сказал младшему лейтенанту:

— Так вот, Ефимов, будешь прикрывать правый фланг. Один на один придется стоять против сильного противника. Не боишься?

— Можете не сомневаться, товарищ майор. Хотя, сами понимаете, маловато даете танков.

— Больше не могу. План боя слышал?

— Так точно.

— Тогда в добрый путь! Ты свободен.

Я присутствовал при этом разговоре и невольно вспомнил слова, которые позавчера слышал от Воротникова: «Будем драться не числом, а умением». По существу, эти же слова прозвучали и сейчас в напутствии лейтенантам. И я сказал об этом Алабушеву. Он улыбнулся:

— Я, товарищ полковой комиссар, тоже слышал их от Михаила Андреевича Воротникова. Значит, вспомнил старик наш разговор накануне боя.

— И о чем же вы говорили, если не секрет? — поинтересовался я.

Алабушев задумался, попросил разрешения закурить, потом стал рассказывать о том вечере, когда они, два друга — командиры полков, пытались осмыслить то, что происходило на фронте и поразило их, как и многих, неожиданной страшной правдой.

— После того разговора я видел Михаила. Мы оба убедились, что пока можем противопоставить врагу лишь свое упорство, свое умение владеть оружием, свой русский, советский характер и веру в окончательную победу добра над злом... Вот и решили рассчитывать на то, что имеем, на самый драгоценный наш капитал — советских бойцов и командиров, беспредельно преданных Родине, народу и партии. А это великая сила... И еще мы поклялись всегда, в любой обстановке, при малейшей возможности приходить друг другу на помощь, выручать из беды...