— А что я?

— Ты в данной ситуации должен был больше думать, чем другие.

— Выходит, ты меня считаешь трусом?

— Нет, просто расчетливым.

— Расчетливым? Интересно, кто из нас подвергался опасности, фельдфебель или я?

Кольхаз направился к выходу, понимая, что этот разговор ни к чему хорошему не приведет. Однако тон Зимлера раздражал его.

— Время покажет, прав я или нет, — спокойно сказал Кольхаз.

Кениг присоединился к ним на лестнице.

Рэке сидел в кабинете командира взвода и с кем-то разговаривал по телефону. Окончив разговор, он пригласил их сесть и попросил высказать свое мнение о самовольной стрельбе Зимлера — сначала Кольхаза, затем Кенига, а уж потом — самого Зимлера.

Кольхаз ничего нового сказать, разумеется, не мог.

— Я строго предупреждал всех о том, что огонь никому без моего приказа не открывать. Товарищ Кениг может это подтвердить.

Кениг беспокойно ерзал на стуле, не зная, с чего начать.

— Так было дело? — не выдержав, обратился к нему Ульф.

— Точно так и было.

— А что делал парень с той стороны, за которым вы наблюдали?

— Он бежал прямо к заграждениям…

— И что же он там делал?

— Сказать точно я не могу, его плохо было видно из-за кустов.

— Он вступил на нашу территорию?

— Наверняка вступил, возле ручья… И тут Зимлер вдруг вскочил и пальнул в воздух. Я и рта раскрыть не успел…

— Докладывайте по-уставному! — поправил его фельдфебель.

— Я же ничего не мог поделать.

Немного подумав, Рэке сказал:

— Для пограничника существует неписаный закон: если на его участке совершаются одновременно два события, то старший наряда обязан взять на себя самое важное. В данном случае самым важным для вас была провокация, за ней вы и должны были наблюдать. Наблюдение за парнем вы должны были поручить Зимлеру. Почему вы не сделали этого?

— Сделал бы, если бы знал, что…

— Вы обязаны были это сделать, — голос Ульфа стал жестким.

— Это в той-то обстановке?!

— Ну, а теперь, товарищ Зимлер, объясните нам, почему, не получив приказа, вы открыли стрельбу?

— Потому что ваша жизнь была в опасности, — твердо произнес солдат. — Ваша и других товарищей, в том числе и товарища Кольхаза.

— Почему вы не дождались решения старшего наряда?

— Для этого не было времени.

— А вы были уверены, что иначе поступить было нельзя?

Зимлер усмехнулся:

— Я выстрелил в воздух в знак предупреждения. Результат сразу же сказался. Устав учит, что в случае нарушения государственной границы пограничник обязан воспрепятствовать этому вплоть до применения оружия. А в данном случае имело место нарушение границы. Помимо этого, устав учит проявлять личную инициативу. Вот я и проявил ее…

— Однако охрана государственной границы требует соблюдения строжайшей воинской дисциплины. Каждый солдат не может действовать, как ему заблагорассудится.

— Да, но…

— Без всяких «но». Приказ для нас — это закон, и никому не позволено нарушать его. Вам это ясно?

Зимлер хотел было возразить, но воздержался и спокойно сказал:

— Так точно. Я готов нести ответственность, только прошу вас не думать, что я стрелял для того, чтобы как-то выделиться.

— Я вас не понимаю. А кто такое утверждает?

— Я, — сказал Кольхаз.

Ульф посмотрел на часы и тихо сказал:

— Идите, товарищи, а вы, товарищ Кольхаз, останьтесь. Что с вами происходит? — спросил фельдфебель Кольхаза, когда Зимлер и Кениг ушли.

Рэке внимательно выслушал ефрейтора, а когда тот замолчал, проговорил:

— Значит, вы считаете, что он делал это с определенным расчетом. А у вас есть доказательства на этот счет?

— Никаких доказательств у меня нет, хотя я твердо убежден в этом…

— Эго не аргумент! — перебил его Ульф. — Мы не имеем права в таких вещах руководствоваться только чувствами. Хотите выслушать мое мнение? Ведь его стрельбу можно понять и как сигнал «Стой! Дальше ни шагу!».

— Да, конечно.

— А что, если он на самом деле был глубоко убежден в том, что он должен был выстрелить? А что, если он видел опасность, которой мы с вами не заметили?

— Возможно…

— Подведем итоги нашего разговора: Кениг, как старший дозора, допустил упущение, позволив подчиненному действовать по собственному усмотрению. Вам же придется извиниться перед Зимлером.

— Что вы сказали? — переспросил удивленно Кольхаз. — Вместо того чтобы наложить на него взыскание, я должен просить у него прощения!