Не успел Ульф и рта раскрыть, чтобы предупредить провокаторов, как двое из них бросили в фельдфебеля по камню, которые упали совсем близко от него.

Справа раздалось несколько выстрелов, затем автоматная очередь, после чего стало тихо. Хулиганы бросились наутек и как раз попали в руки западногерманских пограничников.

Кольхаз повернул голову и увидел, что Зимлер стоит во весь рост, держа автомат дулом вверх. «Значит, это он дал несколько предупредительных выстрелов в воздух», — мелькнула мысль.

А фельдфебель уже кричал провокаторам, что, если они немедленно не прекратят нарушать государственную границу, он примет все меры к ее защите, вплоть до применения оружия.

Предупреждение подействовало: многие из реваншистов, быстро допив пиво и закусив сосисками, начали покидать поляну. Жены тащили своих мужей подальше от границы. Западногерманские пограничники подошли к господину, видимо руководителю этого сборища, и стали объяснять ему, что так вести себя в пограничной полосе нельзя. Однако реваншист, кажется, не хотел их понимать.

Рэке не стал дожидаться конца спора и, повернувшись спиной к контрольно-следовой полосе, пошел на НП.

Кольхаз молча следовал за фельдфебелем, ругая про себя Зимлера за самовольную стрельбу в воздух, но в то же время понимал, что она охладила пыл реваншистов и провокаторов.

— Вы приказывали открывать огонь? — спросил фельдфебель у Кольхаза по дороге на НП.

— Нет. Я предупредил, чтобы никаких действий без моего приказа не предпринимали.

— Ясно. Подождем до полной разрядки обстановки на той стороне.

Недалеко от НП их поджидал обер-лейтенант Гартман.

— По чьему приказу солдат открыл огонь? — спросил обер-лейтенант, выслушав доклад Ульфа. — Мне кажется, это не вызывалось обстановкой. Вы разрешали стрелять?

— Нет, — ответил Ульф. — Разрешите мне сначала разобраться, а уж потом доложить вам.

— Разбирайтесь. Доложите мне после смены. Ясно?

— Так точно.

— Продолжайте выполнять задание!

Обер-лейтенант вместе с радистом удалился в направлении Ротхаузена.

Поляна, на которой состоялось сборище, почти полностью опустела. Машины отъезжали одна за другой. Пограничники землей засыпали остатки костра.

Вскоре по радио пограничникам был передан приказ вернуться на заставу.

— Ефрейтор Кольхаз, соберите отделение и везите его на заставу! — распорядился фельдфебель. — По прибытии в подразделение вместе с Зимлером и Кенигом явитесь ко мне!

В числе последних к месту сбора подошли Кениг и Зимлер. Кениг был растерян. Он спросил у Кольхаза:

— Теперь нам влетит, да? Все так быстро произошло, что я не успел и слова сказать.

— Выходит, и ты не давал ему разрешения стрелять?

— Конечно нет!

Он так неожиданно вскочил на ноги и начал палить в воздух.

— Так было? — спросил ефрейтор у Зимлера.

— Примерно так, — солдат еле заметно усмехнулся. — Вы же сами говорили, что нужно быть готовым к открытию огня.

— Да, но только по приказу!

— Тогда нужно было отдать этот приказ, я так полагаю, — упрямо стоял на своем Зимлер.

Последовал приказ садиться в машину. В пути все молчали.

Приехав на заставу, начали переодеваться. Кениг делал это быстро, зато Зимлер явно не спешил, аккуратно складывая полевое обмундирование.

— Поторапливайся, — сердито заметил ему Кениг. — Я из-за тебя не намерен опаздывать. — И он вышел из комнаты, сильно хлопнув дверью.

Зимлер ничего не ответил. Он не спеша причесался перед зеркалом, оправил обмундирование, а уж потом, ни к кому не обращаясь, сказал:

— Этот Кениг всегда грубит.

— Сейчас он имеет право на такой тон, — ответил Кольхаз.

— Ты ошибаешься. Тон всегда должен быть одинаковым, вежливым. Об этом никогда не надо забывать. Я готов.

Когда они остались в комнате вдвоем, Зимлер подошел к Кольхазу и, дотронувшись до его рукава, спросил:

— Скажи, только откровенно, я здорово набедокурил? Неужели ты думаешь, что я стрелял от страха, даже не подумав?

— Я этого не знаю. Если бы это сделал Кениг, у которого язык и руки действуют быстрее, чем голова, а то ты…