Пить хотелось невыносимо, да и силы этот не долгий забег забрал у меня столько, словно я всю ночь бежала.

В последнем рывке я направилась вперед, в желании как можно скорей напиться, поэтому появившейся за кустом обрыв меня очень сильно удивил. Остановиться я не успела и поэтому на полной скорости слетела с него. Летела я не долго, так как крыльев не имела, а законы природы действовали на ирусанов наравне с остальными живыми существами без крыльев.

– Гьяяя!
– раздался снизу крик.

Я опустила голову и увидела расширенные от ужаса глаза утки, которая находилась как раз посередине моей тени, а это значит... Додумать я не успела, так как озера с довольным чавканьем проглотило меня и утку. Аккуратно схватив бедолагу зубами за шею, я заработала лапами и всплыла на поверхность, а потом и до берега.

Положив утку на песчаный берег, я с ужасом поняла, что она не дышит. Я лапой подергала ее за клюв, но она оставалась лежать бездушной куклой. В паники мне вспомнился случай, когда Ивильмира спасала утопающую девушку.

Что же она там делала? Кажется, несколько раз давила на живот, или на грудь?

Я аккуратно нажала на живот, а потом на грудь утки.

Так, потом она дышала своим ртов в рот той женщины.

Я лапой приподняла клюв и, схватив его пастью, задышала со всей силы.

– Ну, давай же! Давай!
– прорычала я, повторив все это еще раз.

Брюшко утки, от моих вдохом, надувалось и сдувалось, но никакого волшебно свойства, как случилось у подруги, не произошло.

Обитавшие возле озера ДРУГИЕ с интересом стали кружиться рядом с нами. От бессилия и ужаса я закричала, не надеясь на успех: "Да помогите же!", и к своему удивлению и радости увидела, что ДРИГИЕ стали кружиться быстрее и быстрее, до тех пор пока не стали живым серебром, которое влилось в клюв утки.

Птица закашлялась, выплюнула воду и с непониманием и ужасов посмотрела на меня.

Я с облегчением вздохнула, села на землю и только сейчас заметила недалеко от нас ошарашено глядевшую на нас женщину, с чем-то белым и мокрым в руках.

– Извините, - смущено прорычала я, от чего двуногая вскрикнула и упала в обморок, благо на берег, а не в озеро. Не хватало еще и ее спасать.

– Вы... вы спасли меня, - прогакала утка, переворачиваясь на кожистые лапки.

– Не стоит благодарности, - ответила я, поднялась и направилась в лес, пока женщина не очнулась.

Через несколько минут утка меня догнал, на бегу крича:

– Постойте, пожалуйста. Подождите, прелестная спасительница!

Обращение меня позабавило, наверное, поэтому я остановилась и повернулась, в легком раздражении дергая кончик хвоста.

– Ох, благодарю, - прогакала утка, когда меня догнала, а потом ловко прыгнула на поваленное дерево, важно выпятила грудку и заявила: - Мое имя Генрих-Второй и я как всякий уважаемый себя селезень, из гордой породы зеленошеих, в благодарность за спасение жизни обязан на вас жениться!

Я с удивление посмотрела на утку, точнее на селезня, который действительно оказался с болотного цвета шеей и головой, а еще с белыми крыльями и черной грудкой.

– Эээ...
– Признаться, я слегка растерялась.
– Извините, Генрих, но...

– Второй, - вежливо поправил он, еще сильнее выпятив груд вперед.
– Мой отец был известным и почтенным селезнем Генрихом-Первым, из гордой породы зеленошеих, который в одиночку поборол страшного лиса...

– Это, конечно, все интересно, - перебила я, а хвост уже вовсю раздраженно махая из стороны в сторону, - но я спешу, поэтому вынуждена откланяться.

– Но постойте, - теперь уже растерялся селезень, - а как же свадьба?

С раздражением вздохнув, я спросила:

– Ну, какая еще свадьбе, если ты утка, то есть, прости, селезень, а я кошка?

– Я понимаю Ваше недовольство, - кивнул Генрих зеленой головой, - но как селезень из гордой породы...

Я негромко зарычала, но на утку, то есть селезня, это не произвело никакого впечатления.

– О, давай ты меня отблагодаришь услугой?
– спросила я, мысленно ликую от пришедшей в головы мысли.

– Я тогда был бы Вам премного благодарен, - с явным облегчением согласился Генрих.