Шрифт:
– Молодцы, гвардейцы! Вы показали пример того, как надо выполнять долг перед Родиной, блюсти воинскую честь. [157]
Друг летчика
Над ровным полем аэродрома бушует ветер. Он взметает снежную пелену, швыряет в лицо колючую пыль, обжигает глаза нестерпимым морозом, не дает вздохнуть. Металл прилипает к рукам. Но у самолетов в темноте работают люди. Это техники, механики и мотористы готовят бомбардировщики к новым полетам.
О труде технического состава говорят обычно мало, а между тем, сколько раз в высотном и дальнем полете поминают их добрым словом летчики, особенно если машина с ее множеством сложнейших агрегатов работает в воздухе безотказно.
Вот сейчас у самолета с номером 16 трудится техник-лейтенант Федор Егорович Левкин. Он заслоняет лицо рукавом и лезет под машину. Кажется, никогда еще не было такого мороза, как в эту ночь. Левкин забыл, что это казалось ему и вчера, и позавчера, так как большую часть суток он и его помощники - механик старшина Борисов и моторист сержант Сушилин проводят на холоде, возле своего бомбардировщика. Согнувшись, Левкин освещает маленьким фонариком обшивку самолета и открывает один за другим несколько лючков. Здесь все в порядке. Теперь надо проверить моторы - вначале один, потом другой. Он поднимает капот на одном из моторов, внимательно просматривает все детали: в какой-то момент техник снимает рукавичку и ощупывает голыми пальцами рубашку двигателя, крепление цилиндров. Пальцы прилипают к обжигающему, точно раскаленному морозом металлу. Потом он переходит к другому мотору. Бок о бок с техником работают и механик, и моторист: первый исправляет тормозную систему шасси, другой, забравшись в бомбоотсеки, готовит держатели к подвеске бомб. Осмотрев последний [158] агрегат, получив доклады от механика и моториста о проделанной работе, Левкин приступает к подогреву моторов, чтобы вовремя опробовать их и доложить на КП: «Самолет с номером 16 готов к полету!»
Да, сурова и сложна работа авиационных специалистов зимой. Но на молодых, перепачканных маслом лицах Левкина, Борисова и Сушилина не выражается ни досады, ни раздражения, а только упорство и напряженное внимание. Здесь сказывается не только привычка к работе на холоде, но и любовь к своему делу, к боевому самолету.
Самолеты, как и люди, имеют свою историю. Самолет для техника как бы живое существо, с которым вместе он делит и радости, и невзгоды. Техника Левкина привязывают к машине с номером 16 особые нити. Несколько месяцев тому назад он сидел без самолета, или, как говорят летчики, был «безлошадным». Узнав, что в полку есть разбитый бомбардировщик, Левкин обратился к инженеру полка Голиченкову.
– Очень важное дело есть, Леонид Иванович, - нерешительно начал техник.
– Если есть, выкладывай, - тоном занятого человека отвечал инженер.
– Надоело мне в «безлошадниках» ходить.
– Так это дело мне давно известно, - сердясь, сказал Голиченков.
– И вам говорили не раз: первый самолет, который пригонят с завода, будет ваш.
– Я это знаю.
– Так что ж вы от меня хотите?
– Получить разрешение на ремонт разбитой машины, той, что около леса в капонире стоит.
– Так бы сразу и сказал, - снижая тон разговора, продолжал инженер.
– Только ж та машина - настоящая рухлядь.
– Знаю, мы ее осмотрели. И все же просим разрешить ремонт. Нам бы только движки новые получить.
– Хорошо, - согласился Голиченков, - восстановите - дадим моторы. Машина будет ваша.
Было начало лета сорок второго года. Стояли на редкость погожие дни. С помощью ремонтников, инженера эскадрильи, техников Дударева, Антонова, Царева, своего механика и моториста Левкин начал восстанавливать самолет. Это была поистине хирургическая работа. Но настал [159] день, когда вместо искалеченной в бою машины на стоянке появился красивый, блистающий свежей краской самолет. Он был творением техника, его товарищей. В него и Левкин, и все другие вложили свои знания, чувства, мысли, недоспанные часы… Поглядывая на своего красавца, Левкин думал вслух:
– Кто же полетит на тебе, дружище? Мой-то, Сергей, был бы сейчас рад, да что ж поделаешь, не вернулся с задания.
На другой день Левкин сидел в пилотской кабине и отлаживал внутреннюю связь. Он так увлекся работой, что не заметил, как к левой плоскости подошел незнакомый человек. Сбросив куртку на верстак, незнакомец стал расхаживать вокруг самолета. На всякий случай техник вылез из кабины и подошел узнать, кто он и зачем пожаловал. Перед Левкиным стоял на вид лет тридцати пяти мужчина в новой гимнастерке без знаков различия, в новых помятых брюках и кирзовых сапогах. Худощавый такой, среднего роста, со смуглым лицом. Подумав, что инженер [160] полка прислал на помощь техника, Левкин спросил:
– Вы ко мне? Техник по связи?
– Нет, - ответил незнакомец, нахмурив брови.
– Кто же вы, разрешите узнать?
– Я летчик ГВФ. Несколько дней назад прибыл с группой товарищей в полк. Назначен командиром экипажа вашего самолета. Моя фамилия Симаков.
– А я Левкин… Разрешите доложить, товарищ командир, на самолете идут последние приготовления к полету, - выпалил техник.
– Хорошо, рад познакомиться, - пожимая руку технику, сказал летчик и добавил: - Пойду посижу в кабине, скоро в полет.
Вяло, нерасторопно летчик забрался в кабину. У техника мелькнула мысль: «Из гражданских, воздушные трассы утюжил. Как-то он будет чувствовать себя над целью?…»
Вскоре позвонили из штаба в землянку эскадрильи: самолету номер 16 быть в готовности. Комэска Василий Васильевич Вериженко даст контрольные провозные новичку.
Левкин сильно волновался: он переживал за свой самолет, да и за нового командира волновался не меньше. Но беспокойство техника было напрасным. Три полета по кругу и в зону прошли отлично. Потом Вериженко на старте вылез из инструкторской кабины и приказал Симакову сделать самостоятельно еще три полета. II это задание летчик выполнил успешно. Когда он зарулил машину на стоянку, выключил моторы и спустился на землю, Василий Васильевич встретил Симакова и первым сказал: