После исполнения этого цикла сказок «Русская музыкальная газета» писала о Метнере: «Нелюдим, упорно отходивший от земной сутолоки, казалось, переродился и спешил к людям, желая говорить с ними об им понятном, дорогом, близком, волнующем. Суровый классик перерождался в лирика, - не такого лирика, что склонен потонуть в волнах собственного прекраснодушия и славянской мягкотелости, но в лирика, сильно чувствующего и умеющего в своих переживаниях сохранить бодрость и жизнеспособность» [1].

Своеобразие метнеровской лирики - не эмоционально открытой и патетичной, а скорее внутренне сдержанной, интимной, как бы недосказанной - тонко раскрывается именно в сказках, которые и стали подлинной «исповедью души» композитора.

[1] Гр. Прокофьев. Концерты Н. Метнера. «Русская музыкальная газета», 1913, № 3, стр. 68.

«стр. 122»

Первая сказка Allegretto привлекает мелодичностью. Выдержанная в духе неторопливого повествования об одном, действительно прекрасном образе, сказка выделяется большой внутренней теплотой и удивительно светлым колоритом. В ней просто все, начиная от типично песенной мелодии с незатейливой гармонической основой и кончая формой построения.

В сказке Метнер мастерски сочетает несколько мелодических линий - это особенно ярко сказалось на рисунке аккомпанемента. Его линия не просто гармонический фон, а вполне самостоятельный мелодический подголосок:

Убаюкивающе-спокойный характер сказки продолжает ту же линию идиллических миниатюр, которую Метнер наметил «Прологом» op. 1, «Идиллией» op. 7, «Сказкой» op. 9 № 3, первой сонатой из «Триады» op. 11.

«Сказка» № 2, как бы являясь вариацией на первую сказку, в общих чертах воспроизводит ее основные контуры. Однако ярко выраженная моторность в первой ча-

«стр. 123»

сти сказки и остроритмованное начало во второй придают ей более активный, действенный характер [1]. Общее светлое, здесь даже ликующее настроение остается таким же, как и в первой сказке, но выявлено оно здесь иначе, более открыто и непосредственно:

Одно из самых задушевно-поэтических творений Метнера - сказка фа минор op. 26 № 3. В свободно льющейся кантиленной теме сказки, близкой народной лирической песне, ощущаются затаенная грусть и раздумье, которые так свойственны русским протяжным напевам:

[1] Английский исследователь Р. Холт дает такую образную характеристику этой сказке: «Воображение рисует какого-то фантастического всадника, который неудержимо мчится через все препятствия к далекой цели, которую он в конце концов и достигает…» к далекой цели, которую он в конце концов и достигает…» («Nicolas Medtner». A memorial volume edited by Richard Holt (A tribute to his art and personality). London 1955, стр. 135.

« стр . 124»

Благодаря своему простому лирически-песенному содержанию сказка быстро заслужила популярность и стала часто исполняться на концертах уже при жизни композитора.

Наиболее драматичной, ярко конфликтной по образам оказалась последняя сказка цикла. В ней находит продолжение эпико-героическая линия творчества Метнера. Воплощая напряженный, внутренне противоречивый образ, композитор использует прием контраста в пределах основной темы:

«стр. 125»

В непосредственной близости с циклами сказок op. 34 и 35 Метнер создает несколько тетрадей песен и романсов на тексты Пушкина (op. 29 и op. 32), Фета, Тютчева и Брюсова (op. 28). Сравнивая эти вокальные и фортепианные циклы, можно наметить ряд характерных параллелей. Так, например, романс «Не могу я слышать этой птички» (op. 29 № 2) по-своему предвосхищает образный строй, форму (вступление -центральная часть - постлюдия) и унисонную фактуру медленной сказки op. 35 № 3. Романс «Бабочка» (op. 28 № 3) с его полетно-фантастическим сопровождением и хрупкой причудливо-извилистой мелодической линией перекликается с фортепианной сказкой «Леший» из op. 34.

С другой стороны, и романсное творчество композитора испытывает воздействие инструментальных пьес малой формы. Своеобразие известного романса «Могу ль забыть то сладкое мгновенье» (op. 32 № 5), например, во многом определяется широким проникновением инструментальных черт: юбиляций, свободных каденций без текста и т. д.

В «Сказках» op. 34 и 35 Метнер по-новому решает вопрос объединения пьес в циклы. В ранних сказках обнаруживалось два пути: объединение внутреннее - через общность тематическую и тональную (op. 8 № 1, 2, op. 26 № 1 и 2) и внешнее: через образный контраст сказок (op. 14 № 1 и 2, op. 20 № 1 и 2).

Для большей внутренней объединенности сказок

«стр. 126»

op. 34 и op. 35 композитор своеобразно применяет схему сонатно-симфонического цикла. Так, первая сказка играет здесь роль пролога, знакомящего с ведущими образами всего цикла; благодаря большой образно-смысловой роли она может быть поставлена па место первой, наиболее действенной части; медленная лирическая вторая сказка и полетно-фантастическое скерцо - типичные образные сферы для второй и третьей частей; последние сказки- как бы финалы, большие программные картины. Цикл op. 34 завершается сказкой, написанной по стихотворению Пушкина «Бедный рыцарь». Финалом op. 35 Метнер сделал сказку-картину «Лир в степи» по трагедии Шекспира.