Стихотворения. Прощание. Трижды содрогнувшаяся земля
вернуться

Бехер Иоганнес Роберт
Шрифт:

ПОЭТУ ЭПОХИ ВОЗРОЖДЕНИЯ

Когда народ сгибался под ярмом, Чудовищною властью угнетенный, И зоркий взгляд терялся, омраченный, В нее проникнуть тщась, и день за днем Кровавые творились злодеянья, И мысль живую сковывала тьма, И не было страшней существованья, Чем эта повседневная тюрьма. Когда безумье правило страной И был народ поставлен на колени, Молчали люди тщетно о спасенье, И все грозило близкою войной — Тогда-то был услышан этот голос Далекого изгнанника: «Я сын Народа моего…» То был зачин Великой песни, что со злом боролась, В тисках державшим родину его. Народа тайный голос эти строки Чеканил, их скрепляя рифмой строгой. Скорбь наполняла песнь, но торжество Грядущей правды световым аккордом Просвечивало в ней, чтобы потом Пронзить ее сверкающим лучом. И, вдохновляемый искусством гордым, Народ откликнулся на этот зов, Израненную честь оберегая, И рухнула завеса лжи гнилая Пред мужеством пророческих стихов. Их яркий свет не застилали тучи Сбиравшейся грозы, они сквозь мрак Маячили, как путеводный знак, И расчищали силой слов могучей Дорогу в неизведанные годы. И царство будущего в тех стихах Раскрылось. В нем величие народа Во весь свой рост вставало. В городах, Когда-то обесчещенных, горит Теперь огней веселая лавина. А сам поэт, вернувшийся с чужбины, Навеки со своим народом слит.

СИНЕЕТ ВЕЧЕР…

Синеет вечер за моим окном, Как синий отблеск родины моей. О, этим синим далям перед сном Я так люблю вверяться с давних дней! Я вижу горы — словно наяву, Где в серых скалах, не боясь высот, Мне горечавка синяя цветет… Уйти бы, скрыться в эту синеву! В любом краю — чуть мрак сгустится синий, Я вижу вновь цветок родного края, Ему я сердцем верен на чужбине. Вот спит он в мягком сумраке ночном. Прохладен мир. Роса дрожит, сверкая… Синеет вечер за моим окном.

РАССТАВАНИЕ, ИЛИ БОДРАЯ ПЕСНЯ

Как сосчитать часы непрожитые! Полжизни в тех несчитанных часах. Как много слов, что не сумел найти я! Как много дел, свершенных лишь в мечтах! Как много книг хороших я не знаю! Как мало создал сам хороших книг!.. «Не сон ли это?» — думал иногда я, И жажду одного лишь в этот миг: Чтобы, проснувшись, как всегда, с зарею, Я сам себе сказал: «Ну что ж, прощай!» И чтоб потом, расставшись сам с собою, Неузнанный, я шел из края в край, И чтоб везде, где буду я идти, Ронял я песни на своем пути.

ПОТЕРЯННЫЕ СТИХИ

Я написал во сне стихотворенье, Все доброе вложить в него стремился — Любовь к тебе и нежность, — но в мгновенье Исчезло всё, едва я пробудился. Я в памяти копил за словом слово, Сплавлял их в песню, чтобы ты внимала, Увы! Я не нашел той песни снова — И песен тех я растерял немало. Порой, когда со строчкой вел сраженье, Вот-вот уже к победе пробивался, Вдруг стих усталый мой в изнеможенье Лежащим на дороге оставался… Хотел я к жизни пробудить высокой То, что во мне томилось и звенело. Уже слова выстраивались в строки И сочетались рифмами умело — Я осязал строфу всей силой чувства, Ловил ее — но в руки не давалась, И, ускользая звуком безыскусным, Неуловимой так и оставалась. О сколько зла грозило мне расплатой! А доброго — погибло до рожденья… В каких потерях время виновато? В каких — мои виновны заблужденья? Не лучшее ль терял я в беспорядке? Что от благих намерений осталось? Обломки только, скудные остатки, А лучшее — оно не написалось. Но надо ль убиваться об утратах? Жалеть о том, чего пришлось лишиться?… Во всех поэтах, говорящих правду, Пропавшее однажды возродится.

В ПОСЛЕДНИЙ ЧАС

Я в этот смертный, в мой прощальный час Хочу найти такое слово, чтобы Оно хоть в малой степени могло бы Вам послужить, согреть, утешить вас. Последний час… Но пусть не будет в нем Воспоминаний, сетований, жалоб. Хочу, чтоб песнь последняя пылала б Великой благодарности огнем. Я эту благодарность воздаю Народу, с кем я кровной связью связан, Которому всем лучшим я обязан. Из мертвых уст он примет песнь мою. Отчизна-мать, любовь моя и свет, Живу в тебе, — и, значит, смерти нет!

ПОРА ИСТРЕБЛЕНИЯ

СЛОВО ПОДНЯЛОСЬ

Настало время: слово поднялось, И грозная ночная эскадрилья Его взяла на громовые крылья, Тяжелый сумрак разрезая вкось. Где в темной бездне город спал давно, Упав из-под стального оперенья, Мильонами листовок в завихренья Свинцовых туч рассыпалось оно И разразилось в душной тишине! И те, кто в бездне жил, на самом дне, Читали правду о своей вине. В ночной дали упавшее с высот, Оно идет, как буря, сквозь народ… В такое время слово восстает!

ПЕСНЯ О ВЫСОКОМ НЕБЕ

Купол неба. Надо мной Тучи в небе тают. Кажется, что шар земной Здесь, под куполом, меня Медленно качает. Купол неба! Как нежна Светлая голубизна. Я стою под нею. Змей на нити невесом, Нежная голубизна Окружает змея. Купол неба. Мы под ним В эту ночь мечтали. Мы смотрели в небеса, Где надежду наших дней Письменами из огней Звезды начертали. Купол неба. Столб огня Полыхнул во мгле. Небо ль рухнуло, меня Придавив к земле? Купол неба синь и чист! Отшумела буря. Взоры к небу обратив, Золотятся всходы нив. Купол неба! Над землей Блеск твоей лазури. Купол неба! Возвратясь К нам в отчизну снова, Мы споем такие песни, Что сойдет на землю радость С неба голубого.

ПОЭТ, КОТОРЫЙ УЖАС ТЕХ ДЕЯНИЙ…

Поэт, который ужас тех деяний Пересказать потомству обречен, Сначала погружается в молчанье: Они сильней его, он потрясен, И, кажется, он разума лишится, Он уничтожен, и не хватит сил, И слово на страницу не ложится… Когда ж он все продумал, предрешил, Приходят строчки первые… И вот Он к лучшим, благородным обратился: «Останьтесь же людьми любой ценой! Те, кто своим страданьем приобщился К прекрасной человечности, — за мной! Я вас зову, — зову вперед!»