От прямого боя половцы уклонялись.

Трёхнедельное непрерывное движение верхом по голой степи утомило Юрия. Уже не было азарта, не было взбадривающего чувства близкой опасности - только усталость. Маячила перед глазами спина отца, широкая и надёжная, по бокам ехали верные гридни-телохранители, боярин Василий рядом трусит на своём вороном иноходце, готовый прикрыть князя щитом или увести от сечи. И ведь уведёт в безопасное место, если понадобится!

А степь вокруг грязно-серая, безжизненная, и в небе — мартовская муть. Который день не видели солнца, спряталось за низкими тучами. Ни конца, ни края нет этой степи, не на чём взгляд остановить. Как находят воеводы сторожевого полка верный путь? А может, заблудились уже?

Ни веж впереди, ни степных городков...

Стройными полками перебродили Северский Донец. Впереди — сторожевой полк, в челе — пешая рать, на крыльях - конница. И в этом не было для Юрия ничего любопытного. Точно так же выстраивал воевода Непейца на ученье ростовскую тысячу...

19 марта подступили к городу Шаруканю.

Неказистой оказалась ханская столица. Одно название что «город», а на самом деле кусок степи, обгороженный невысокими валами. А в обводе валов - беспорядочное скопление войлочных юрт, крытых войлоком же кибиток, унылых саманных построек с плоскими крышами и подслеповатыми редкими оконцами. Как оборонять такой град, если через вал свободно можно перемахнуть в конном строю?

Видимо, свою беззащитность понимали и жители Шаруканя. Едва князья приблизились к Шаруканю, со скрипом отворились ворота, врезанные в проем вала; смешные были ворота - из кривых жердей наспех сколочены, не то что перед тараном — перед простым топором не устоят! Вышли в поле мурзы и лучшие торговые люди Шаруканя, склонились к ногам Мономахова коня. Старик в нарядном халате и высоком войлочном колпаке поднёс Мономаху серебряное блюдо с хлебом, рыбой и столбиками монет - сдавался на милость победителя. Смешной был старик. Лицо сморщенное, как печёное яблоко, а бороды нет. Но узенькие глазки хитрые, цепкие, властные. С ним и разговаривал Владимир Всеволодович Мономах (толмач пришёл с мурзами, да и свои толмачи у князя были).

Половцы соглашались на всё.

Окуп заплатят, какой князья назначат...

Пленников отдадут без выкупа...

Оружие сами принесут в русский стан и во вьюки увяжут...

Лошадей, волов и повозки приведут, чтобы было на чём окуп везти в русские грады...

Русских людей в Шарукани было много, и не только пленников. Торговые и мастеровые люди были, челядины у мурз и богатых купцов, жёнки, что половцами были в жёны взяты и детишками уже обзавелись. Кое-кто из Шаруканя не пожелал отъезжать - прижились. Владимир Мономах их не неволил, тем более что на православную веру половцы не покушались, разрешали христианам свободно молиться и носить кресты. Православных священнослужителей они не обижали, относились с должным уважением. И среди самих половцев были христиане, и не тайные, а явные, и мурзы их за это не осуждали. У многих знатных людей жёнами были русские полонянки, и детей своих они крестили - как дщерь хана Аепы, которую отдали за князя Юрия.

Оказывается, не вся Степь была изначально враждебна Руси, и жить среди половцев русским людям было можно.

Недолго простояло русское воинство в городе Шарукане. Неуютно было в половецких жилищах, скудно. Наутро же выступили полки к другому половецкому граду - Сугрову, который был недалеко, вёрстах в восьмидесяти ниже по Донцу.

Шли боевым строем, в полном оружье. Сторожи известили, что из-за Дона притекают навстречу большие тысячи хана Шарукана и вот-вот столкнутся с русским войском.

Возликовавший после бескровного взятия Шаруканя великий князь Святополк послал к гражданам Сугрова своих бояр — требовать сдачи города. Но послы вернулись ни с чем — хорошо ещё, что живы остались. Половцы приняли их без всякой чести, обзывали нехорошими словами, грозились отомстить за своего хана Сугра, которого Мономах когда-то пленил и велел убить.

22 марта русские рати обступили Сугров со всех сторон.

Валы в Сугрове были повыше и покруче, чем в Шарукане, а по гребню тянулся острог из заострённых кольев. Без штурмовых лестниц на эти укрепления не подняться, а лестницы ратники с собой не привезли и сколотить их в безлесной степи было не из чего.

Большой кровью могли обойтись прямые приступы к Сугрову, а этого Мономах хотел избежать - впереди большие сражения с конницей хана Шарукана.

Посовещались князья и решили - сжечь змеиное гнездо горючими стрелами, а ратников - поберечь. Так и сделали. К валам приблизились пешцы, составили стеной большие щиты, и под их прикрытием дружинники из дальнобойных луков пускали стрелы с просмолённой горящей паклей.

Над Сугровом поднялось зарево пожара. Вонючий и чёрный дым выедал глаза. Половцы метались среди пылающих юрт и кибиток, но тушить пожары было нечем. Только несколько колодцев с питьевой водой было в городе. А горючие стрелы всё летели и летели...

Наконец половцы, спасаясь от огня, сами начали выкидываться из пылающего города. Их принимали на копья пешцы, рубили мечами дружинники. Мономах приказал пленников не брать, но одноконечно истребить злодейский род хана Сугры.

Всю ночь горел город. Пламя то опадало, то снова взметалось над развалинами. И всю ночь стояли вокруг гибнущего города цепи русских пешцев, и не было у половцев даже надежды на спасение.

Поутру полки двинулись дальше.

Совсем ненамного опоздали мурзы, посланные ханом Шаруканом на помощь защитникам Сугрова. В среду русские вои спалили город, а в пяток [68] , 24 марта, сторожевые заставы известили, что половцы большими тысячами сходятся к берегу Донца.