Шрифт:
Месяца мая в шестнадцатый день, на Фёдора-житника, преставился в Переяславле брат Святослав, но и это Юрия не коснулось. Мономах посадил в Переяславле другого сына, Ярополка, благо оказался под рукой.
Юрий к братниному возвышению не ревновал, хотя Переяславский княжеский стол считался вторым после Киевского. Незавидное это было княжение, была в нём какая-то неустойчивость, временность - будто сени проходные. Сегодня сидишь в Переяславле, а завтра батюшка переведёт ещё куда-нибудь. Мономах сидит на великом княжении в Киеве, но по-прежнему считает Переяславль своей отчиной, распоряжается через голову переяславского князя.
Нет, Юрий никогда бы не променял на Переяславль свои исконные грады Ростов и Суздаль!
Мало интересовали Юрия южнорусские дела.
А вот неожиданный отъезд боярина Фомы Ратиборовича задел за живое.
Приехал Фома из своей ростовской вотчины в Суздаль, дождался, когда Юрий вернётся из Кидекши на княжеский двор (а случалось это почти каждую неделю - для княжеского суда или совета с боярами), и сразу выложил:
– Отпусти, княже! Служу тебе давно и верно, но ныне зовёт меня к себе батюшка Ратибор, киевский тысяцкий. Трудно ему одному управиться, стар стал и немощен. Отпусти...
Юрий понимал, что не только в отцовской мольбе причина. Засиделся боярин Фома в тихом Ростове, потянуло его к киевским великодержавным делам. Брат-то его Ольбег - первый муж при великом князе Владимире Всеволодовиче Мономахе. Почему бы и Фоме не стать первым мужем при тысяцком в том же стольном Киеве?
Понять и оправдать Фому можно...
Урона княжеству от отъезда боярина Юрий не видел. Давно уже переняли от него все дела другие верные мужи, помоложе и порасторопнее. От посольских хитрых забот оттеснил Фому боярин Василий. Всеми ратными делами Пётр Тихмень заправляет, даже старый воевода Непейца Семёнович у него вроде как в подручных ходит.
Пусть отъезжает Фома!
Так и сказал:
– Будь по-твоему, боярин, хотя и жалко мне расставаться с таким верным мужем. Дарую за службу твою сию златую цепь. Поезжай с миром...
Осчастливленный неожиданной княжеской милостью, Фома прослезился. Не почувствовал, что в прощальной речи князя была и горчинка. Будто мимоходом заметил Юрий:
– Знаю, что отчина твоя - Переяславль. Как для нас - Ростов с Суздалем...
Вроде бы упрекнул, что боярин так и не прирос сердцем к Ростовской земле, и тем самым как бы отделил Фому от других ростовских и суздальских мужей, оставшихся при своём князе.
Придёт время, ох как горько аукнутся Фоме эти вскользь произнесённые слова!
В лето шесть тысяч шестьсот двадцать второе [76] князь Мстислав Владимирович заложил в Новгороде крепость много больше прежней и выдал на каменное строение серебро из своей казны. Тогда же повелел новгородскому посаднику Павлу свести град Ладогу с холма ниже на песок, к самой воде, и строить там каменную крепость.
Откуда взялось у Мстислава столько серебра?
Зачем скрепляет и без того крепкие грады?
76
1114 г.
Долго толковали о непонятном строительном рвении Мстислава ростовские и суздальские мужи, но так ни до чего и не дотолковались. Ведь яснее ясного было, что Мстислав не останется в Новгороде на вечные времена. Как старший в роде Мономаховичей, он неминуемо займёт по смерти отца великокняжеский киевский стол.
Тогда зачем так неистово строится?
Неужто мечтает объединить Новгород и Киев в одно своё княжество?!
О таком и подумать было страшно. Перед объединённым княжеством померкнут и ростовская сила, и ростовские вольницы, многолетними трудами добытые.
Боярин Василий значительно сказал:
– К новгородским делам присматриваться надобно. Чаю, ожидают нас опасные хлопоты.
Воевода Непейца Семёнович, сердито сопя (грузен стал старый воевода, одышлив), тут же предложил:
– Послать на медведицкую заставу ещё двести ратников!
Смысленые мужи переглянулись: невпопад выступил воевода. Привык ходить одними прямыми путями, однако прямые пути не всегда короче. Новгородский узел сабельным ударом не разрубить, искрошится сабелька-то!
А на медведицкой заставе хоть триста ратников, хоть пятьсот — без разницы. Большие полки в случае войны прихлопнут заставу, как муху.
Однако вслух возражать мужи старому воеводе не стали. Не по разуму сказал воевода, но от сердца. Такая преданность Земле достойна уважения. А как вершить новгородские дела - об этом самим думать надобно, думать.
– Подмогу на заставу пошлём, отчего не послать? Дело полезное. Пусть поостерегутся новгородцы. Разбойных ушкуйников лучше не у Рыбной слободы или Ярославля встречать, а на усть-Медведице, не допуская в ростовские волости.