— Батюшка, — голос Ярополка дрогнул, — я... передам от тебя ей поклон...

Мономах улыбнулся одними глазами.

— Спасибо, сыне, — тихо вздохнул. — Давно желал я соединиться с нею и верю — встретимся мы на том свете.

— У престола Господня тебе место уготовано, отец! — сказал Мстислав. — Ты столько сделал для Руси, что со святыми и апостолами тебе надлежит пребывать и с теми, кто живота для земли своей не щадил.

— Ты как святитель Владимир Святославич! — воскликнул Вячеслав.

Мономах покачал головой:

— Не в гордыне счастье, а в смирении и послушании. Святители земные не хвалились своим достоянием, но только добрыми делами были прославлены. И я не ради пустой суеты творил свои дела, но лишь ради вас... Мстислав, позови... там... за дверью, монах...

Мстислав вышел и вскоре вернулся, сопровождаемый невысоким коренастым человечком с лысой макушкой и окладистой бородой. Монах, прижимая к пухлой груди листы пергамента, вопросительно взглянул на старого князя. Тот сделал повелительный жест, приказывая устроиться подле.

— Задумал я, сыны, — заговорил Владимир Всеволодович, глядя, как монах раскладывает листы на подставке для чтения книг, — описать всю жизнь свою. Много годов прожил я на земле, много всякого бывало со мной. И в дорогах я был, и в трудах, и горевал, и счастлив был. Боролся с врагами Руси вне её и внутри. Порой спал на земле, а порой и на мягкой перине. Жизнь я прожил долгую и хочу, чтобы и вы, дети мои, вспоминая меня, также жили. Я сызмальства старался приучить вас к трудам, служил вам примером. А когда меня не станет, пусть моё поучение служит вам... Прочти, отец Ануфрий!

Монах уже разложил листы и взглянул на Мономаха. Тот кивнул, и отец Ануфрий глухим, невыразительным голосом забубнил, водя пальцем по строкам:

— Аз, худый, дедом своим благословенный, славным именем нареченный Василием, русским именем Володимер, отцом возлюбленными матерью из рода Мономахов и христианских людей ради, ибо сколько их соблюл по милости своей и по отцовской молитве от всех бед...

Монах читал, вперяя глаза в писанные князем строки, водил пальцем по пергаментам, а Владимир Мономах, прикрыв морщинистыми веками глаза, словно отошёл ко сну, и только губы его шевелились, когда он еле слышно повторял за отцом Ануфрием свои «Поучения». Сыновья стояли вокруг отца — Мстислав и Ярополк у изголовья, Андрей и Вячеслав сбоку, Юрий чуть в стороне. Все молчали, слушали. Раз или два монах прерывал чтение, чтобы взглянуть в лицо великого князя. Тот, казалось, дремал и не слышал. Но когда отец Ануфрий дочитал последние слова: «...Божье сбережение лучше человеческого», вздохнул и открыл глаза.

— Всё ли вы слышали, дети мои?

— Всё, — ответил за всех Мстислав.

— Промыслите на досуге обо всём, что хотел поведать вам я. А покуда ступайте... Я ещё призову вас!

Поклонившись отцу, Мономашичи вышли.

Монастырский двор встретил их весенним весёлым теплом, ярко-синим небом и воробьиным звонким гомоном. Идущий по двору молодой монашек улыбался, глядя на беззаботных птах.

Братья-князья переглянулись. Они были одни — дядьки унесли сомлевших Юрьевичей отдохнуть. Изяслав и Ростислав тоже ушли с согласия отца.

Их было пятеро. Мстислав, Ярополк, Вячеслав, Юрий, Андрей. А ведь когда-то было восемь! Давно нет Изяслава, угас в Переяславле Святослав, успев принять перед кончиной схиму, умер Роман. Когда-то давно, в детстве и отрочестве отданные отцом в обучение трудной науке княжить, они не играли меж собой, не успели стать друзьями — их детство кончилось, еле успев начаться. Пять князей, пять братьев... нет, всё-таки пять князей. У них был один отец и одна мать. Последний раз они собирались вместе на похороны матери. Осталось проводить в могилу отца.

Мономашичи постояли и разошлись.

На другой день сыновей призвали к отцу. Призвали монахи, ибо старый князь был уже совсем плох. Братья с рассвета сидели в сенях, ожидая тревожного часа, и вошли в келью, ступая как можно тише и боясь вздохнуть.

Владимир Мономах, казалось, исхудал и побледнел ещё больше. Словно не человек, а бледная тень лежала на одре, вытянув пергаментно-жёлтые руки. Грудь еле вздымалась, при каждом вздохе слышались натужные хрипы. Нос заострился, веки потемнели. Он с трудом открыл глаза. Взор их был так мутен, что не ясно было, видит ли ещё князь.

— Де... дети мои, — выдохнул он, и Мономашичи разом склонились ниже. — Пришёл мой час... Живите... вместе. Помните — вы... царского рода... Мономахова рода... я царём Руси был... патриарх меня венчал... вы — царевичи... избранные Господом... и Русью... Мстислав!

— Я здесь. — Старший сын коснулся рукой холодной ладони отца.

— Мстиславе... в Киеве сядь... Меня замени... Ты теперь старший. Братьям своим… заместо отца будь... Русь береги, не давай её… на поругание... А вы, дети, во всём его слушайте... Опосля тебя, Мстислав, Прополку княжить, после — Вячеславу... Живите дружно... ждите своего череда... по Правде чтоб... Меча друг на друга не подымайте... Андрей...