— Княже, — начал он, отъезжая вместе с князем в сторонку, — ты только прикажи — мы лагожан вмиг повяжем. И князя тоже! И бояр! Коней в табуны пригоним, холопов наберётся — без числа! А за князя выкуп взять можно!

— Ты что, боярин! Как можно? Сейчас...

— Сейчас оно, верно, несподручно, — Ольбег Ратиборыч озирался по сторонам — был белый день, и войско шло вдоль берега реки Свислочи. — Но до Изяславля всего десяток вёрст. Как остановимся на ночлег, так мы их...

— Нет, боярин. Князь мне сам сдался. Да и родич он мне. Сестра Ксения за ним замужем.

— Тем лучше! По-родственному с княгиней о выкупе уговоритесь.

— Нет! — повторил Изяслав. — Я слово дал!

— Эх, княже, — покачал головой боярин. — Дед твой не таким был. Он Всеславову племени, как половецкому, никогда не верил. Зря ты лагожан свободно держишь. И оружие зря оставил. Вот увидишь — как подойдём к Изяславлю, так они на нас и бросятся!

Изяслав упрямо помотал головой, отстраняя боярина, но задумался.

Изяславль был старым городом. Основал его ещё Владимир Старый Святославич, отдав своей жене полочанке Рогнеде и назвав его по имени первенца, Изяслава. Внуком его был Всеслав Чародей, отец и дед нынешних Всеславьичей. Многое помнили старые стены города. Но впервые под ними стояло такое огромное войско. Под Изяславлем встретились полки младших Мономашичей — Вячеслава Туровского и Андрея Волынского. Вместе со своими воеводами Вратиславом и Иванком Захарьичем они уже несколько дней стояли под стенами и могли бы простоять очень долго, ибо изяславльцы приготовились защищать свою княгиню и малолетнего княжича. Кроме того, они вместе с тысяцким Гнездилой ждали подмоги от князя Брячислава.

Оба Мономашича порядком успели подустать, раз за разом посылая дружины на приступ. Можно было взять город измором, пока не начали возить жито нового урожая, но у самих осаждавших в обозе было негусто. Поэтому старшие князья обрадовались, когда к ним подошёл Изяслав.

Все встретились на окраине посада, разграбленного и местами сожжённого, над Свислочью.

— Ну, наконец-то, — заулыбался младший из братьев, Андрей, — вовремя ты поспел, Изяслав. А мы уже отчаиваться начали. Где ж ты припозднился?

— На Лагожск ходил, — не без гордости ответил Изяслав.

— Взял? — чуть не хором спросили князья.

— Зачем взял? — Изяслав немного смутился. — Лагожане мне сами ворота открыли. — И, видя недоумение на лицах стрыев, объяснил, указывая на свою свиту: — Я князя Брячислава привёл с тамошней дружиной.

Оба Мономашича мало знали изяславльского князя — видались только на перенесении мощей Бориса и Глеба двенадцать лет назад и немного позднее, на свадьбе Ксении Мстиславны. Но сразу поняли, какую выгоду сулит пленение князя.

— Теперь Изяславль отопрёт нам ворота, — мечтательно покивал Вячеслав.

Брячислав находился в стане своего шурина почётным пленником — хоть оружие по наущению Ольбега Ратиборыча у него отобрали, прочих преград ни в чём не чинили, и он подъехал к князьям.

— Братья-князья! Христом Богом прошу — не берите город! — воскликнул он, прижимая руку к груди. — Там жёны и дети. Не творите худа!

— Изяславль твой ни добром, ни худом нам ворот открывать не желает, — ответил Вячеслав.

— Как же вам ворота открыть, когда вы, войдя, за грабёж приметесь, — возразил Брячислав.

— Да кто тебе сказал? — начал было Изяслав, но осёкся под взглядами остальных князей и бояр.

Приход киян с лагожанами поднял в стане осаждавших суету. С городских стен внимательно следили изяславльцы. Среди них было много дружинников, оставленных Брячиславом стеречь княгиню и дитя, и один из них углядел в противном стане своего князя!

От изумления вой чуть было не свалился со стены. Он решил было, что жаркое солнце позднего лета напекло голову сквозь железный шелом, протёр глаза, толканул приятеля, чтоб тоже глянул, но сомнений не было. В стане киян расхаживал Брячислав Давидич. Он беседовал с князьями и боярами, глядел из-под руки на стену и горячо спорил о чём-то со своими противниками.

Поражённые дружинники сбегали за воеводой Гнездилой, отыскали его в терему и привели на стену, показывая князя.

Поглядев и узнав Брячислава, Гнездило полез в затылок широкой пятерней.

— И впрямь наш князь! — протянул он. — Чудеса! Пойтить княгинюшке поведать?

Кто-то из дружинников тут же сорвался с места, но воевода удержал его окриком — чему радоваться-то? Тому, что князь жив и обиды в чужом стане не терпит?.. А под стеной происходило кое-что интересное.

Брячислав спорил с князьями, отстаивая свой город. Шедшие усмирять полочан, Вячеслав и Андрей соглашались было, но многие бояре и воеводы во главе с Ольбегом Ратиборычем жаждали примерно наказать изяславльцев — мол, возьмём город, так и сами обогатимся, и весть дойдёт до Полоцка. Тогда князь Давид Всеславьич присмиреет и признает руку Киева. Если бы не князья и не волынский тысяцкий Вратислав, Ольбег Ратиборыч сумел бы настоять на своём. Но четверо князей с ближними дружинниками поехали к городским воротам.

— Князь! Это же князь! — Тут уже все, кто был на стене, узнали Брячислава Давидича. Тот покосился на Изяслава и выехал вперёд.

— Эй! — крикнул он. — Воеводу моего Гнёзд ил у сыщите!

— Тута я, — сразу откликнулся тот. — Чего молвишь, княже?

— В стане Мономашичей ни мне, ни воям моим никакой обиды не чинится, — сказал Брячислав. — Не желая крови, князья хотят, чтоб Изяславль добром открыл ворота. Тогда и осада будет снята.

К Гнездиле успели присоединиться двое-трое бояр. Они быстро посовещались, и воевода снова высунулся из бойницы.