Смоленск был вотчиной Вячеслава, четвёртого сына Владимира Мономаха, но пострадавший Новгород всё ещё оставался под рукой Мстислава, посему тот собрал полки и двинулся к Минску, ведя рати Киева, Белгорода, Смоленска. Вторгшись в чужие пределы, начал воевать и грабить города и сёла по рекам Березина и Птичь, двигаясь в сторону Минска.

Глеб был встревожен. Конечно, Мстислав — не сам Мономах, но всей Руси было ясно, что великий князь нарочно держит старшего сына рядом — Мономашич был объявлен наследником власти. Ссориться с ним — всё равно что задевать самого Мономаха. Поэтому Глеб Всеславьич не стал выходить навстречу Мстиславу с полками, а выслал вперёд своих бояр для переговоров.

Князья уговорились встретиться на берегу Березины. Мстислав пришёл туда первым и поджидал Глеба, по-хозяйски озирая низкие заросшие глухим лесом берега. Он впервые был во владениях полоцких князей.

Глеб пришёл водой, на трёх ладьях. Две были полны его дружинниками, в третьей был сам князь с боярами и советниками. Мстислав ждал на берегу, стоя подальше от воды, и Минский князь был вынужден выйти из ладьи и подняться.

Глеб был старше Мстислава лет на десять, но выглядел так, словно между ними лежала пропасть годов в тридцать. Сухой, жилистый, высокий, он остановился перед Мономашичем, взглянул в глаза.

— Здравствуй, Глеб Всеславьич, — первым приветствовал Мстислав.

— И ты здрав будь, Мстислав, — сдержанно ответил Глеб.

— Прошу — будь гостем моим.

Белгородский князь указал на шатёр, разбитый в отдалении под берёзами на небольшой поляне. Полог шатра был откинут, позволяя увидеть угощение.

Со Мстиславом было немного воев — чуть меньше, чем привёл с собой Глеб. Полочанам выставили бочку мёда и жареную дичину, а князья удалились в шатёр.

— Уж прости, Глеб Всеславьич, что принимаю тебя так скромно, — промолвил Мстислав, когда они устроились в шатре и чашник наполнил рога мёдом. — Но я в походе, как мой отец, привык довольствоваться малым.

— Мстислав, Мстислав, — Минский князь покачал головой, — почто нелепие творишь? Почто землю мою грабишь? Ведомо мне, что ты в мои владения пришёл воевать — зоришь города и сёла, угоняешь народ.

— Князь-брат, я ведь тоже могу тебе сказать, почто грабишь ты волость Смоленскую, почто твои полки идут на Новгородчину.

— Тебе в том что? Сие не твои волости. Из Новгорода ты ушёл в Белгород, в Смоленске только часть вотчин твоя. Ты же зоришь мои земли, и в этом неправ.

— Глеб, и Смоленск, и Новгород — суть одно, — возразил Мстислав. — Всё — земля Русская, и мы, князья, за неё в ответе.

— В ответе! Молвишь тоже, — усмехнулся Глеб. — Когда отец твой Владимир Мономах два года назад подошёл к Минску, он все окрестности пограбил, посад у города пожёг. Брат твой, Ярополк, Дрюцк с землёй сровнял и всех дрючан в свои пределы перевёл. Уж про Оршу и Копыс я молчу. У нас прошлое лето неурожайным было. Волости, по которым твой отец войной прошёл, голодают, многие сёла пусты стоят, а ты ныне пришёл и вдругорядь всё зоришь!

— Не ходил бы ты на Смоленск, не зорил бы я твоих волостей.

— Ас чего началось? С отца твоего! Ещё при жизни моего отца, Всеслава, он в наши земли ходил воевать. У вас, Ярославова корня, давняя к нам, Всеславьичам, вражда.

— Не ко всем, — Мстислав отпил вина. — С братом твоим, Давидом, я в родстве и дружбе. Сын его Брячислав на моей дочери Ксении женат. И с другими князьями Всеславова дома у нас нет войны. Только ты, Глеб, воду мутишь.

— Я? — Тот даже привстал. — Окстись, Мстислав! Такие-то речи да на моей земле мне же молвить? Я ить тебя старше и по летам, и по роду!

— Я лишь исполняю повеление отца моего. — Мстислав чуть пожал плечами. — Коли думаешь ты, Глеб Всеславьич, что обидел тебя Владимир Мономах, так иди за мной в Киев — там встретишься с отцом моим, с ним и говори.

— Нет, — отрезал Глеб. — Не ласково принимают Всеславьичей в Киеве. Уходи-ка ты, Мстислав, в свой Белгород, покуда не изгнал я тебя с моей земли!

Глеб встал — и тут же вскочил Мстислав.

— Я исполняю волю отца моего, Владимира Мономаха, — резко молвил он. — Два лета назад отец мой с тобой, Глеб Всеславьич, роту заключил, дабы ходил ты в руке его и во всём слушался, почитая, аки старшего в роде. Ныне переменилось всё, и назван отец мой царём всея Руси и венчан на царствие патриархом Эфесским из Византии.

— Подумаешь, патриарх его венчал, — фыркнул Глеб. — Вы, Ярославичи, нас, Всеславьичей, изгоями сделали. Ваше племя нам не указ! И вон из моей земли!

— Властью отца моего, Минск отныне не твоя вотчина! Эй, кто там! Взять!

Глеб схватился было за меч — войдя в шатёр, не снял его с пояса, — но тут полог распахнулся, и сразу четверо отроков бросились на князя, окружая щитами и отнимая оружие. Отбиваясь, Глеб закричал, зовя на подмогу своих людей, но до его слуха донёсся стук мечей о щиты и шум сечи.