Хватит на сегодня сожалений и горьких признаний. Я и так исчерпала свой лимит на целый месяц вперед. Потянулась за печеньем, укрывшимся в глубине подвесного шкафа, одной рукой незаметно стирая горячие капли, змейкой убежавшие по щеке. Сейчас я злилась на весь этот некстати начатый разговор. Достаточно уже было истерики вперемешку с бессвязными откровениями и внезапного страха, больше напоминавшего приступ паники. Я привыкла сама справляться со своими трудностями, не полагаясь ни на кого. Некстати возникшая в детстве черта была мастерски отточена за 4 года, прожитых в детском доме, где каждый был сам за себя. Именно тогда дружба стала мифическим понятием, как и доверие. И только моей слепой наивности всегда хватало, чтобы обжигаться и падать, ударяясь с каждым разом все больнее. Новообретенные друзья предавали, обвинив в том, чего ты не делал, взрослые предпочитали видеть в тебе отсутствие всякого будущего и упущенные возможности. Разочарования становились неотъемлемой частью жизни, примешиваясь к щемящему чувству одиночества и ненужности. Слезы были бесполезными и расценивались как слабость. Но я все равно плакала, потому что не могла по-другому. Закрываясь ночами в ванной, давилась рыданиями, задавая себе один и тот же вопрос «За что?». Тусклый свет лампочки, грязное зеркало и холод кафельной плитки навсегда отпечатались в памяти, впитав отчаяние и безысходность. Измотанная и опустошенная, я возвращалась в холодную постель, чтобы ненадолго забыться сном, не приносящим облегчения. Мне пришлось учиться жить по-другому, шаг за шагом, привыкая к новой действительности, в которой можно было либо сломаться, либо ломать других. Я выбрала иной путь, создав свой мир в рисунках, где могла оставаться самой собой. Я отгородилась ото всех, стала изгоем, в жестоких схватках отстояв свое право быть не похожей на остальных. Карандашные наброски скапливались в ящике стола, наполняя сердце спокойствием, давая силы жить. Они были моей радостью и любовью, заменили друзей и родных, заглушив рвущееся изнутри отчаяние.

Ольга появилась в моей жизни много позже, за несколько месяцев до моего семнадцатилетия. Бабушка, воспитавшая ее, умерла, а тетка не успела вовремя собрать необходимые документы для опеки. Непохожая на других, неозлобившаяся, смелая, Оля неотступно следовала за мной, как тень. Она была младше на 2 года, и тогда это казалось огромной, разделявшей нас пропастью. Первое время я не обращала на девочку внимания, но настойчивость, с которой она добивалась дружбы, заставила изменить мнение о ней. У нас оказалась одна на двоих спальня, а потом и общие разговоры, мечты, планы. Ольга была оптимистом, смотрящим на мир с точки зрения того, что в нем можно сделать, чтобы стать более счастливым. Она даже свою грустную историю переживала по особому деятельно, не оставляя себе времени на печальные мысли. Я училась у нее заново улыбаться, и где-то глубоко внутри меня просыпалась маленькая девочка, которой я была когда-то, наивная, добрая и смелая.

– Жень, Женечка, - кто-то тряс меня, возвращая в реальность.

Я увидела перед собой Ольгу, только по сравнению с воспоминаниями, она выглядела старше. Подростковая угловатость сменилась женственностью, а светлые волосы вместо привычного хвоста были аккуратно уложены в узел.

– Все в порядке, - я попыталась улыбнуться, - просто задумалась.

– Пойдем спать. Я постелю, если хочешь.

Ольга осторожно погладила меня по спине, словно опасаясь нового взрыва. С преувеличенной заботой взяла под локоть и попыталась увести с кухни, а я почувствовала себя неуравновешенной истеричкой.

– Оль, не волнуйся, - я старалась говорить твердо, - я со всем справляюсь.

Подруга неуверенно кивнула, но руку отпустила.

– Я постелю себе в зале, хорошо?

– Конечно, белье я сейчас дам.

– И мне пилочка для ногтей нужна.

– В спальне, Оль, на прикроватном столике, в косметичке.

Ольга вышла, а я, выключив на кухне свет, направилась в зал. Огромная комната с двумя светлыми диванами, расположившимися друг напротив друга, и небольшим книжным шкафом, наполовину заполненным альбомами с репродукциями, была моим любимым местом в доме.

Я успела только достать простынь, как вбежала Ольга и, размахивая у меня перед лицом чем-то, начала сбивчиво повторять:

– И ты долго собиралась молчать? Долго, Жень? Долго?

Сначала я не поняла, что произошло, а когда до меня стало доходить, что она держит в руках, кровь застучала в висках, и я застыла, не в силах произнести ни слова.

– Когда ты узнала, Жень? Лешка в курсе? Какой срок? Да не молчи же ты!

Она схватила меня за руки. Я пыталась отвернуться, вырваться, убежать. Снова захотелось спрятаться, стать незаметной. Но из железной хватки сильных пальцев освободиться было невозможно.

– Завтра идем в консультацию.

Я непонимающе посмотрела на подругу и онемевшими губами прошептала:

– Зачем?

– Затем, - Ольга отпустила меня, и я начала медленно оседать на пол.

Глава 6.

Утро прошло как в тумане. Аромат крепкого кофе, звонок на работу и недовольный голос начальника, которому я сообщила, что задержусь, трясущиеся руки и успокаивающий шепот подруги, уверяющий, что нам уже нужно ехать. Просыпающийся город, мелькающий за окнами однообразными картинками и стеклянные двери, гостеприимно открывающиеся перед посетителями. Ольга крепко держала меня за руку, уверенно направляя к лестнице. Голова кружилась, и я то и дело спотыкалась на каждой ступеньке. Дыхание сбилось, ладони стали мокрыми. Оказавшись в длинном коридоре, по обе стороны которого расположились с десяток кабинетов, я осмотрелась, пытаясь привести мысли в порядок. Что я здесь делаю? Словно ответ на мой вопрос – красочный плакат на стене, рассказывающий о том, как меняется тело женщины во время беременности. Я с интересом рассматривала картинки, сопоставляя их с собой. Получается, что через несколько месяцев, я стану такой же округлой и смогу ощутить первые шевеления. Прижала ладонь к животу и зажмурилась в странной надежде почувствовать их уже сейчас. Я услышала, как открылась дверь, и высокий женский голос пригласил на прием. Ольга напоследок шепнула, что все будет хорошо и подвела меня к кабинету.

Шаг через порог на негнущихся ногах и главным теперь стало дойти до стула и не упасть. За столом приятная молодая женщина, не намного старше меня. Она улыбнулась и предложила присесть.

– Как вас зовут? – мелодичный голос приятно ласкал слух.

– Женя…М-м-м, Бекетова Евгения Максимовна.

– Замечательно, Женя, сколько Вам полных лет?

Во рту пересохло от волнения, и я с трудом могла говорить.

– Двадцать три.

– Жалобы есть?

Я впала в ступор. Пожаловаться на беременность показалось странным, а других жалоб у меня в принципе не было. Пауза затянулась, и врач (на бейджике я прочитала, что ее зовут Маргарита Валентиновна) выжидающе смотрела на меня. Я откашлялась.

– У меня задержка, я делала тест и…

– Вы хотите подтвердить, беременны Вы, или нет?

Я кивнула.

– Ребенка сохранять планируете, если все подтвердится?

Я чуть не упала со стула и с ужасом уставилась на врача, словно она произнесла богохульство, а в голове запрыгали картинки одна страшнее другой, где меня ведут на кресло и заставляют убить маленькую жизнь. Я сглотнула, и, подавшись вперед, тихо произнесла:

– А могут быть другие варианты, кроме как рожать?

Маргарита Валентиновна засмеялась, совершенно беззлобно, и, закончив писать в карточке, назидательным тоном сказала: