– Я подал документы на развод. Решение принято, и через два месяца мы будем официально свободны друг от друга. Адвокат, - он прокашлялся, - отдаст тебе документы без обязательной встречи со мной.

Мир рухнул. Внезапно, я вспомнила, где была сегодня, маленькую точку на черно-белой фотографии, звук сердца, наполнивший меня ощущением полета и радости, и прижала руки к животу, словно надеялась уберечь зарождавшуюся во мне жизнь. Сказать сейчас о своей беременности было равносильно бумаге о помиловании, вот только нужно ли оно мне было? Бесконечные объяснения, недоверие и ожидание, в надежде, что мне удастся доказать, что ребенок, которого я ношу под сердцем, от него. Нет, я не пойду этим путем, слишком унизительно. Внутри я горела в агонии, кричала, билась, потеряв надежду на спасение. Сколько еще я могу выдержать ударов, пока не сломаюсь окончательно? Горло сжало невидимой рукой, и я начала задыхаться. Попыталась открыть окно, отчаянно нажав на кнопку. Бесполезно. Алексей наклонился ко мне, и я дернулась, отстраняясь. Мне не нужна жалость, к черту его сочувствие, которое он пытается выказать. Но вместо того, чтобы дотронуться до меня, он открыл дверцу автомобиля, освобождая из вынужденного плена. Я выбежала под дождь, который постепенно затихал. Сделала несколько быстрых шагов.

– Я не держу тебя, Жень, - Алексей пытался говорить спокойно, но голос дрожал, - Господи, - простонал он, - что мы делаем?

Я повернулась к нему. Он вышел из машины и, усевшись на корточки, обхватил голову руками.

Что мы делаем? Я не знала ответа, только поддавшись внезапному порыву, подошла к нему и, присев рядом, обхватила напряженные плечи. На мгновение прижавшись, закрыла глаза. Сумасшедшее биение сердец, стучавших в унисон, остановившееся время и теплые руки, обнявшие меня в ответ. Я оторвалась от Алексея и заставила себя встать. Ноги не слушались. Казалось, еще немного, и я упаду, но я должна была уйти. Пока он не позвал. Не оборачиваться, главное, просто идти вперед. Глаза застилали слезы. Я не понимала, где нахожусь, и только намокшие ноги давали понять, что кругом лужи, в которые я без разбора наступаю. Огляделась. Знакомый двор со старой горкой, фонарь и совсем рядом подъезд. Только пройти двадцать-тридцать шагов. Словно по раскаленным углям, как же больно. Я не выдержала и побежала. Дыхание сбилось, шум в ушах стал нестерпимым. Внезапно дверь подъезда открылась, и из нее показалась огромная мужская фигура. Я быстро проскользнула мимо и заскочила внутрь.

Глава 9.

Алексей сидел на корточках, пытаясь привести мысли в порядок. Как же больно, чертовски просто, словно вспороли сердце тупым ножом. Он еще ощущал женины руки на своих плечах, словно она была рядом. Никому не нужная сцена, бессмысленные вопросы и глухая злость. Как же он хотел все изменить, отмотать проклятую пленку назад, стереть воспоминания о предательстве, вырвать из сердца обиду и начать все сначала. Не мог, потому что, даже простив, он всегда будет помнить, знать, что она принадлежала другому. Алексей поднял голову и проследил взглядом за хрупкой фигуркой, скрывшейся в темноте. Заставил себя успокоиться, потому что желание догнать и вернуть Женю стало острым, как лезвие, вспоровшим его решительность. Ничего уже не изменить, и чем дальше они будут друг от друга, тем лучше. И все же, когда девушка скользнула в подъезд, Бекетов резко поднялся и сделал несколько шагов по двору, который разделил их. Остановился. Выругался сквозь зубы, и, развернувшись на пятках, решительно пошел к машине. Оставалось только сесть за руль и уехать. Два простых действия казались сейчас невыполнимыми. Хотя, забраться в машину, наверно, было более чем реально, а вот уехать, когда Женя рядом, стоило только подняться по лестнице, позвонить в дверь и… И что? Ответа Бекетов не знал. До этого разговора он был уверен, что поступает правильно, подав на развод, а вот сейчас он в нерешительности замер у машины, и мысли которые кружились в голове, были пропитаны сомнением. Бекетов привык поступать, подчиняясь фактам и неоспоримой логике, анализируя происходящее и делая выводы, которые были понятными и правильными. А сейчас не было холодного расчета и оценки, только растерянность и непонимание, вызванные чувствами, которые он не мог заглушить. Бекетов помотал головой, словно надеялся, что мысли прояснятся, и решение, принятое им две недели назад, снова покажется верным, но ощущал себя расколотым на множество частей, и каждая из них кричала что-то свое. И больше всех усердствовало разочарование. Алексей слишком доверял Жене, считал едва ли не уникальным в этом отношении человеком, единственным, с кем он мог становиться самим собой, оставляя холодность и жесткость, которые из привычной маски все больше превращались в истинное отношение к жизни и людям. Друзей, кроме Молчанова, у него не было, а с Натальей в отношениях он всегда выдерживал дистанцию, скорее по привычке, нежели от того, что не был к ней привязан. И только с Женей мог расслабиться и поверить в то, что обычное человеческое счастье может быть ему доступно, и близкие отношения не являются чем-то недостижимым. Рядом с ней он учился видеть мир в красках, чувствовать то, о чем уже позабыл за долгие годы. Она учила его удивляться простым вещам, находить радость в мелочах и, главное, заставляла смеяться, чего он не делал уже давно. И сейчас Алексей ощущал, как из него по капле вытекает подаренная когда-то ему Женькой жизнь, а вместо нее образовывается зияющая как черная дыра пустота, беспросветная и холодная.

Бекетов устало потер виски, в которых при каждом движении отдавалась боль, и сел на водительское сиденье, аккуратно прикрыв дверцу. Отчаяние и злость, которые он испытывал, казалось, притупились, уступив место безразличию. Он больше ничего не хотел, и даже повернув ключ в замке зажигания и услышав мерный рокот машины, понял, что никуда не уедет, потому что сил не было даже на то, чтобы просто шевелиться. Белый свет фар выхватывал из темноты пятна луж, изрезавших старый двор, словно морщины на лице старика. Деревья мерно раскачивались от набежавшего ветра и казались угрюмыми стражниками, охранявшими чей-то покой, грозя непрошенным гостям длинными ветками, похожими на костистые пальцы. Алексей открыл окно, и в салон проник воздух, наполненный ароматом влажной земли, и звуки ночной тишины, изредка разрываемой птичьими вскриками и нестройными голосами, звучавшими где-то вдалеке. В бардачке нашлись сигареты. Алексей закурил, надеясь придать себе сил, но, наткнувшись взглядом на женскую сумку на полу, рядом с сиденьем, почувствовал, как у него перехватило дыхание. Оглянулся назад и увидел сиреневый плащ, перекрученный и мятый, брошенный им же самим второпях. Наверное, стоило подняться, потому что ключи Женя обычно носила в сумке, а без них она вряд ли попадет домой. Алексей вышел из машины, выбросил сигарету и посмотрел на дом, расцвеченный желтыми огнями квадратиков. На четвертом этаже, к его удивлению, горел свет, значит, в квартире кто-то был. Бекетов ощутил, как его снова затапливает злость при мысли, что там может быть Павел. Хотя, какого рожна б ему там быть, если он в городе-то не появляется, и все же, подозрения были столь сильными, что Алексей и сам не заметил, как решительно зашагал по направлению к дому. Наступая во все лужи без разбора, он быстро дошел до двери подъезда, и призадумался, где ему искать ключи. Неуверенно открыл сумку, достал какие-то бумаги в папке, потом две небольшие фотографии, или нечто очень на них похожее, но разбираться в темноте не стал. Неожиданно дверь распахнулась и на него едва не налетела Ольга. Она шумно дышала, словно торопливо спускалась по лестнице, лицо раскраснелось, волосы были растрепанны. Алексей в недоумении разглядывал ее, она его. В полоске света, пробивавшего из подъезда, женина подруга выглядела растерянной, но постепенно ее лицо приняло такое воинственное выражение, что Бекетов отступил на шаг.

Ольга окинула Алексея взглядом, в котором сквозило столько злости и презрения, что он поневоле решил, что совершил, по меньшей, мере, смертный грех.

– Бекетов, ты идиот! – возвестила громко Ольга, потом протянула руку, намереваясь явно у него что-то забрать. Алексей даже не сразу сообразил, что стоит с раскрытой сумкой и какими-то бумагами, зажатыми под локтем, потом спохватился и передал все девушке с пылающими гневом глазами.

– Ты хоть понимаешь, в каком Женя состоянии? – продолжала она.

– В каком? – Бекетову показалось, что они говорят на разных языках, и он в недоумении уставился на Ольгу, которая продолжала что-то выговаривать ему уже еле слышно.

– Если с ней что-то произойдет, я тебя лично своими руками придушу!

– Да что с ней произойдет?
– взорвался Алексей. – Оль, иди к машине, там плащ женин. Я не понимаю, о чем речь, и не очень хочу и дальше продолжать разговор, так что…

– Это правда, что ты на развод подал? – шепотом спросила она, странно разглядывая его.

– Это наше с Женей дело и мы сами разберемся, хорошо! – Бекетов уже кричал и, развернувшись, зашагал к Опелю, ярким пятном выделявшимся среди темноты.

Ольга догнала его уж около машины. Без слов забрала плащ, и только продолжала смотреть на него теперь не то с жалостью, не то с удивлением.

– Ты очень пожалеешь, Леш, - тихо произнесла она, и направилась к дому, оставив ничего не понимающего Алексея одного.

Бекетов досчитал до десяти, потом еще раз, потом зажмурился. Успокоиться не получалось. Ну, вот какого черта другие пытаются влезть, дать совет, прокомментировать, считая, что знают и понимают больше, чем он. Алексей выругался и сел в машину. На этот раз дверцу он захлопнул с громким стуком и, устроив локти на руле, положил голову на руки. Алексей ненавидел вмешательство в свою жизнь, от кого бы оно ни исходило, слишком ценил независимость, да и открывать душу перед другими не привык. Только один человек смог достучаться до него сквозь глухую стену, которой он окружил себя много лет назад. И им стала Женя, маленькая, хрупкая, искренняя и поразительно смелая, хоть и прятавшаяся, порой, за робостью и смущением. Воспоминания пришли непрошенным гостем, и Бекетов не стал их прогонять, потому что они делали его живым, не давая остывающему сердцу окончательно покрыться коркой, все больше его сковывавшем.

Пасмурный ноябрьский день. С неба сыпался то ли дождь, то ли снег, превращая дороги в невероятную кашу и заставляя водителей собираться в многокилометровые пробки, вспоминая коммунальные службы самыми теплыми словами. Бекетов уже час ехал на абсолютно ненужную ему выставку, приглашение на которое секретарша передала под вечер. По идее он вообще мог не присутствовать на этом мероприятии, но поскольку его организовывал лично директор рекламного агентства «Кит», с которым «Алмир» сотрудничала уже не первый год, нужно было проявить элементарное уважение. За экспозицией лучших макетов, являвших собой не что иное, как демонстрацию достижений самых талантливых дизанейров разных агентств, следовал необязательный фуршет. Бекетов посмотрел на часы и понял, что опаздывает даже на необязательную часть. Вереница машин медленно двигалась по главной улице города, напоминая ползущую гусеницу и не предполагая увеличение скорости. Оставалось набраться терпения. Сотовый настойчиво зазвонил, но, услышав знакомую мелодию, Бекетов достал его только за тем, чтобы выключить звук. Разговаривать с Оксаной он хотел сейчас меньше всего. Отношения, которые продлились всего несколько недель стали его утомлять. И дело не в том, что Алексей не стремился к постоянству, просто предпочитал, чтобы ему не задавали лишних вопросов и не беспокоили, если он в этом не нуждался. Ксана не удовлетворяла ни одному из этих требований, видимо посчитав, что регулярный секс дает ей право контролировать и бесконечно жаловаться, как мало ей уделяется внимания. Бекетов откровенно устал от нытья в трубке, которое поначалу списывал на капризный характер, и понимал, что нужно срочно что-то делать. Переделывать Оксану под себя, он не считал нужным, поэтому пока предпочитал игнорировать, принимая окончательное решение относительно целесообразности дальнейших отношений. Пробка постепенно рассосалась, и уже через пятнадцать минут, Бекетов подъехал к нужному офисному центру. Найти место для парковки оказалось трудной, но все же решаемой задачей. Он вышел из машины под моросящий дождь, смешанный со снегом, и, подняв воротник, отправился к стеклянным дверям, подсвеченным разноцветными огнями. Давыдов явно готовился к приезду лучших клиентов, и решил поразить воображение уже на входе. В холле было пусто, только одинокий охранник неторопливо прохаживался вдоль окна, разгоняя скуку. Увидев нового гостя, он выпрямился по стойке смирно и предложил проводить в зал, где проходила выставка. Алексей отказался, коротко кивнул в знак благодарности и прошел к лифту. Бекетов прекрасно знал, где «Кит» должен был устроить экспозицию и, поднявшись на седьмой этаж, уверенно направился к распахнутым дубовым дверям. Из зала доносилась легкая музыка, и несколько молодых женщин выходили ему навстречу с бокалами в руках. Бекетов расстегнул пальто и аккуратно снял его, повесив на руку. В зале стояло несколько накрытых столов, уставленных изящно оформленными закусками и бокалами с шампанским. Но главным украшением были многочисленные рекламные плакаты, являвшиеся гордостью начинающих и более опытных дизайнеров, собравшихся с тем, чтобы продемонстрировать свои достижения. Алексей поискал глазами Давыдова. Небольшого роста, крепко сложенный, в свои пятьдесят Олег Константинович выглядел как заправский воевода, держащий власть над вверенной ему вотчиной крепко и уверенно. Он был крут в решениях и беспощаден к конкурентам. И цель сегодняшней выставки была простой – переманить на свою сторону как можно больше хороших специалистов, предварительно ознакомившись с их работами. И сейчас Давыдов разговаривал с хрупкой девушкой в светло-сером платье, которая прижимала к груди маленькую сумочку, словно защищаясь. Олег Константинович приятно улыбался, но в этой улыбке читалось больше угрозы, чем радости. Подходя, Бекетов услышал только конец фразы, которую произнес организатор выставки: