– Собаки!
– глаза у Гогебошвили стали круглыми, ноздри тонкого носа затрепетали.
– Такого человека убили! Сержант, скажи, почему мне воевать не даешь?! Друзей убивают, а меня воевать не пускаешь! Не хочу машину водить! Понимаешь?! Другие стреляют, мне стрелять не даешь. Я их сам стрелять должен! Понимаешь! Дай мне пулемет! Я их как бешеных собак стрелять буду. Даешь пулемет? Да! Даешь?!

– Ладно, - сказал Логунов.
– Будешь воевать. Убивай их, как бешеных собак...

В такие минуты человеку отказать нельзя. Но и давать шоферу пулемет Логунов не хотел. В первую очередь, орудия должны стрелять. А расчеты поредели. Гогебошвили был у Логунова единственным резервом.

– Дашь пулемет! Да?!

– Нет, не дам. Пойдешь к орудию. Танки на нас пойдут. Понимаешь?! Пушки должны стрелять. Быстро стрелять, понимаешь?! А снаряды подавать некому. Пойдешь к орудию.

Подошли Баулин и Булатов. Они положили у ног сержанта две охапки немецких гранат с длинными деревянными ручками. Не успели немцы пустить их в ход. Не подпустили их Долотов и Земсков на бросок гранаты.

* * *

Их оставалось одиннадцать.

"Тут тебе и противотанковая артиллерия, и пехота, и саперы, и все, что хочешь. Воюй, взводный, не тушуйся! Тебя еще и танки поддерживают, аж три грозные машины. Приходилось и хуже, когда ни танков рядом, ни срока, до которого надо держаться... А нам всего-то до темна здесь и простоять".

Логунов смотрел, как расчеты ели свиную тушенку с сухарями, которыми щедро снабдил взвод Литвиненко, и думал о том, что теперь вместо Долотова надо поставить к пулемету Трибунского. Не хотелось забирать его из расчета, но ничего не поделаешь. После Долотова Трибунский - лучший пулеметчик во взводе. Второй пулемет, как и раньше, возьмет Земсков. А Гогебошвили пойдет к первому орудию.

Солдаты и перекусили, и установили орудия на запасных позициях, и пулеметные гнезда подготовили, а немцы все не шли. Не идут, и не надо. Без них даже лучше. Если вообще не придут - совсем хорошо будет. Солдаты отдыхали. Кто курил, кто дремал. Вчера основательно устали, а короткая ночь пролетела быстро. И бой вымотал. В бою иногда за час так вымотаешься, будто весь день вкалывал. Почему бы и не вздремнуть, если выдалось для этого время...

* * *

Уже много дней в штабе фронта готовились к прорыву немецкой обороны. И вот это время наступило. Стягивались в один могучий кулак танковые корпуса. Занимали позиции тяжелые гаубичные полки и дивизионы "катюш". Изготавливались стрелковые дивизии. А на участках, откуда под покровом ночи сняли стоявшие там войска и где ожидался активный поиск немцев, выставили заслоны, задача которых продержаться только один день. Заслоны эти были двойными и даже, подчас, тройными... Дальше в тыл, километрах в тридцати от Лепешек, стояла еще одна хорошо укрытая засада. А еще дальше, недалеко от Шуляк, в которых еще вчера отдыхали артиллеристы, перекрывала дорогу третья.

Но и сам замысел, и время его исполнения хранились в тайне. Каждое подразделение знало только свою узкую задачу, и не то что солдаты, даже и командир полка майор Дементьев не знал стратегического замысла командования и значения в этой операции взвода, которому он отдал приказ оседлать дорогу.

В штабе армии, конечно, не рассчитывали, что первым в заслоне встанет взвод под командованием сержанта Логунова и что танкистов возглавит веснушчатый лейтенант Иванов... Молоденький лейтенант, пацан еще. И не возлагали именно на них особые надежды. Просто, отдали приказ, и были уверены, что те, кому поручили, - выполнят его. Вне зависимости от того, во что это обойдется.

* * *

Логунов не сомневался, что фрицы, которые драпанули и остались в живых, сообщат по команде о засаде, и, если появится еще одна колонна, там будут хорошо знать, где стоят орудия.

"А мы орудия убрали, - рассуждал он, - и поставили их на новые позиции, замаскировали как следует. Фрицы это сообразят. Станут искать, куда мы пушки девали? Вот этого не надо. Пусть они нас за дураков считают. Хоть бы минут двадцать".

Он подозвал командиров орудий.

– Тут такое дело... Из старых наших позиций надо ложные оборудовать. На машине две жерди. Возьмите одну, распилите, вот вам и орудийные стволы. Из снарядных ящиков соорудить щиты. Поставить так, чтобы чуть-чуть поднимались над землей, и замаскировать. Но так, чтобы, когда фрицы искать станут, непременно нашли.

Управились быстро. Через полчаса Логунов отошел метров на двести, посмотрел на прежние позиции и остался доволен. Чуть-чуть поднимались над землей щиты орудий, немного ниже темнели длинные стволы. Все это укрыли травой, но так, чтобы стволы выделялись, и края щитов выглядывали. Как будто орудия замаскировали аккуратно и тщательно, но от опытного глаза не спрячешь.

Ложные есть. Логунов уселся на облюбованный бугорок возле первого орудия, посматривал на уползающую за горизонт дорогу, соображал нельзя ли еще что-нибудь сделать...

– Сержант, - оторвал его от размышлений Мозжилкин, - а ты не знаешь, зачем мы здесь устроились? Наших ведь ни спереди, ни сзади - никого. Все ушли куда-то.

– Потому, наверное, чтобы все уйти смогли, мы здесь и устроились, - Логунов прикидывал, нельзя ли приспособить вместо мин связки немецких гранат.

– Наверно, где-нибудь прорыв готовят?
– не отставал Мозжилкин.

– Мне не докладывали. Если очень интересуешься, загляни в штаб, когда вернемся. Тебе там все подробно растолкуют.