Она чувствовала, что во всей жизни Бао была какая-то загадка и предопределенность.

Только спустя годы она решилась заговорить со мной об этом. Для меня это также непростой вопрос, который я до сих пор не решила еще для себя однозначно, поэтому я не готова говорить об этом. Что я сейчас могу сказать о Загадке Бао: звезды, как и положено им, поменяли порядок на небе и забрали ее душу, тень не живет без света своей звезды... Бао… Тень души... Звезда зашла, энергии не стало. Бао угасла. Воплощенная тень души — это всего лишь тень.

Ши сидел рядом с телом Бао. Она не дышала.

Вдруг он резко встал и вышел, не произнеся ни слова.

…На нем была кольчуга с золотыми лотосами на бирюзово-лазоревом фоне цвета перьев зимородка, под его седлом была рослая белоснежная кобыла с выстриженной драконовыми узорами гривой. Городские ворота с грохотом закрылись за ним. Он остался один. Тонконогая красавица кобыла почти по-женски грациозно сделала шаг навстречу военной стихии.

Но силы были не равны. Он обязан был выигрывать, но выиграть было невозможно. Два дня шли переговоры. Ши построил всех, кого успел собрать.

Увидев его при всех регалиях, а не в военных доспехах, монголы спешились и почтительно приветствовали его. Ши высокомерно бросил старшему из приехавшего к нему на встречу отряда монголов:

— Вы нарушили прежние договоры и перешли нашу границу.

Темурджин знал, что он блефует. Город был слишком огромен, слишком многолюден и слишком красив, и он рисковал потерять все войско, введя его в город. Попав в город, войско стало бы неуправляемым, а военные действия затянулись бы до гибельного предела.

Но Ши знал, что он блефует больше, не имея ничего, кроме плохо обученной стражи для фарса и мужского оркестра из цзяофан, и, может быть, нескольких отрядов, которые он успел собрать.

Темурджин пытался понять его, китайского императора, держащего в руках ключи от Поднебесной: «Они могут строить такие большие города, они могут создавать вековые династии, они могут управлять не воюя».

Ши с огромной пустотой в сердце смотрел сквозь этого великого воина, явившегося сюда из безлюдной и жестокой пустыни, порожденного песчаной бурей и протяжным стоном барханов. Казалось, он не понимал этого «долгожданного» момента, того, что происходит здесь и сейчас, казалось, он видел только фужуновые губы Бао, навсегда застывшие в последней улыбке.

Внезапно показалась четко построенная китайская армия, блистающая на солнце вооружением и штандартами — величественное зрелище! Да, Ши сделал все, чтобы создать видимость существования многочисленной армии. Монголы растерялись. Ши подал армии знак перестраиваться в боевые порядки и поскакал один на мост, чтобы вызвать предводителя монголов на поединок. Потрясенный смелостью противника, хан не решился принять бой.

Они съехались на мосту.

Прекрасная сероглазая кобыла под седлом Ши склонила набок голову, рассматривая стоящею перед ней рослого вороного мерина, не понимая, почему он не отвечает на ее знаки внимания. Она непроизвольно сделала шаг навстречу, коснувшись его морды своей упряжью. Темурджин невольно улыбнулся.

Ши улыбнулся ему в ответ, и какая-то невидимая сила объединила их. Странным был этот безмолвный поединок на мосту.

Тогда Ши подал знак, и в дар хану в знак примирения, было принесено много шелковых полотен, риса, серебряных и золотых украшений. Богатые подношения хану были аккуратно положены на землю. Хан осмотрел их, удовлетворенно кивая головой. Он подозвал небольшой отряд, который быстро унес все эти дары в лагерь. Ши пригласил хана проследовать в город. Хан и семь его приближенных поехали в направлении к городу.

Ворота нехотя открылись и пропустили процессию.

В городе царила утренняя тишина. Только шум ветра в сосновых кронах, похожий на музыку, нарушал утреннее спокойствие да стук вальков вдоль каналов. Было утро после долгих праздников, и женщины стирали белье, они расстилали белье на плоских белых камнях и колотили его вальками.

Темурджин никогда не видел мирной жизни в городе и людей, которые его не боялись. Он видел, как множество людей производили очень странные действия без чьего-либо приказа. Вот проехали мимо библиотеки, и он захотел зайти туда. Множество фолиантов поразили его. Далее он зашел в цзяофан: в одном классе мальчики учились играть на бяньджуне, а в другом девочки играли на лютне. Дети привыкли к иностранцам, да и среди них было много детей государственных чиновников — выходцев из других стран, — поэтому они никак не реагировали на появление Темурджина, разве что с любопытством разглядывали его одежду. Ши не входил вместе с ним, ибо его появление предполагало выражение особых знаков внимания и не дало бы возможности Темурджину увидеть все так, как есть.

Он жадно пожирал глазами все. Прекрасные фонари, оставшиеся как украшение на улицах после праздника фонарей, оранжереи в огромных домах, в которых разгуливали павлины и вливались немыслимыми трелями длиннохвостые попугаи. Женщин в разноцветных дорогиx шелках на улицах с зонтиками, значение которых для Темурджина осталось загадкой. Детей, одетых так же, как и взрослые, с причудливыми прическами. Темурджин впервые увидел зеркало высокого качества, порох, компас, печатные книги.

Ши предложил заехать во дворец, но Темурджин захотел увидеть море.