В час пятой стражи «Пришедший из рая», я и две кормилицы в сопровождении небольшого отряда преданных монахов покинули город. Сестра Фу осталась вместе с Бао, которая лишь изредка приходила в себя, находясь на грани жизни и смерти в покоях из белого камня, усыпанного лепестками опавших за ночь пионов.

Все собранные войска занимали линии обороны в городе, основная часть была выдвинута к крепостным стенам. Праздник фонарей приходил на улицы города. Появление красно-зеленых мундиров в городе принималось толпами горожан как часть праздника. Неприятель стоял под воротами на расстоянии нескольких ли от города. Монголы деловито занимались обустройством своего лагеря, не обращая внимания на суету стражи на крепостных стенах.

Дыхание Бао было ровным. Она открыла глаза. Сестра Фу устало улыбнулась ей и помогла сесть на подушках. Рана почти зажила, но вставать было еще рано. Бледно-фиолетовые, почти фужуновые губы Бао были сухими. Она осмотрела комнату и спросила, где малыш. Сестра Фу сказала ей, что малыш находится в надежном месте, куда она также будет отправлена, как только сможет передвигаться. Чувство вселенского холода вошло в сердце Бао, как будто ее саму разделили на две половины. Глаза Бао бегали по комнате, как две затравленные лисицы.

Сестра Фу приказала принести фрукты и рис. Пальцы не слушались Бао, палочки проскальзывали, роняя кусочки фруктов. Появление Ши не успокоило ее, его напряженное молчание только усилило беспокойство. Поцелуй его был больше криком о помощи, которую глупо было ожидать от ослабевшей женщины. Но обратиться ему тоже было не к кому, разве что к Небу.

Темурджин был не в силах сдерживать свое восхищение, впервые видя перед собой не разоренный и не разрушенный ранее город — древний Линъян — Ханчжоу — город тысячи дворцов и полутора миллионов домов.

Ветер доносил волнующий запах моря. Солнце вставало прямо из-за крепостных стен, окрашивая небо в невероятные оранжево-золотистые цвета. Темурджин менял точки наблюдения. Но никогда ранее он не видел такого совершенства. Он знал, что там, где начинается море, там конец Земли. Он дошел до конца Земли, за которым начинается бесконечность моря. Именно там растет дерево Фусан, из него выходит Солнце.

Город был затянут утренней туманной дымкой, питаемой прекрасными рукотворными каналами, доселе не виданными Темурджином, в подсознании которого богатство и вода были равнозначны. Строгий порядок улиц поразил воображение великого воина не меньше, чем усыпальница Цинь-Шихуана. Может ли тигр наслаждаться грацией убегающего от него оленя?..

День тянулся, как дрожащая от напряжения струна. Праздник фонарей был в разгаре. Темурджин издали наслаждался музыкой, зрелищем и мириадами огней города. Вдохновенное сердце великого воина услышало голос Учителя:

«Тот, кто, обладая Дао-Путем, оказывает как советник помощь государю, оружие не применяет, дабы силой взять Поднебесную, ибо к нам возвращаются плоды деяний наших.

Там, где прошли войска, родится только терновник да репей колючий, а по пятам за войском следуют голодные годы.

Благому следующий полководец лишь цели должной достигает, и все. Не смеет брать он то, что взять лишь силой можно.

Он достигает только должной цели и не гордится этим.

Он достигает только должной цели и не воюет более.

Он достигает только должной цели и не кичится этим.

Он достигает только должной цели и не более того.

Он достигает только должной цели и не творит насилий.

Когда живое существо сильно и крепко, но вдруг дряхлеет, говорят, это результат утраты Дао.

Кто истинный теряет Дао-Путь, тот гибнет рано».

Ши знал и чувствовал каждый вздох Темурджина с того момента, как его проводил пронзительный взгляд монгола. Ему не нужны были сигнальные огни, он лишь закрывал глаза и сразу видел войско кочевников, всегда готовое к бою.

Над городом сгущались сумерки. Город погружался в тишину Праздники утомили всех. Ши стоял на крепостной стене и смотрел в сторону расположения монгольского войска. Вдруг он услышал протяжный ночной крик ворона. Он знал, что ворон каркает ночью, когда потеряет свою пару. Оглянувшись, он увидел и самого ворона, сидящего на гранатовом дереве, растущем под западным окном. Их взгляды встретились, и сердце Ши отчаянно забилось в предчувствии беды.

Он поспешил к покоям Бао. Она мирно спала, и сестра Фу разрешила Ши прилечь рядом с ней. Сама же она ушла в соседнюю комнату, проверив пульс Бао, который не предвещал никаких неожиданностей. Бао улыбалась во сне, и Ши заснул, обняв ее.

Ши проснулся из-за неистовых криков обезьян на рассвете. Бао продолжала улыбаться, но сердце ее остановилось, и дыхание ушло.

Ши ощутил во рту терпкий вкус айвы. И не успел отзвучать еще крик обезьян, а в комнате уже собрались монахи. Сестра Фу знала, что со звездами не спорят, но не могла смириться.