– Лео, пожалуйста…

– Не лезь! – оборвал её мужчина.
– Я не потерплю здесь ни твоих компромиссов, ни его взбалмошности!

– Но что, если так лучше?

– Лучше будет так, как сказал я! – с этими словами отец повернулся к сыну.
– Живо собирайся.

– Что?

– Собирайся, говорю. Ваш новый декан, к счастью, не полный кретин: он не успел оформить документы, ибо мы вовремя приехали. Ты сегодня же вернёшься в университет, вещи привезут завтра. Продолжишь обучение и больше меня не опозоришь!

Он свирепо схватил Дэна за руку и потащил к дверям, туда, где висели шарф и курка сына. Туда, где один затяжной кошмар плавно перетекал в другой.

– Лео, опомнись!

– Я сказал, не лезь в это дело! Тебя недостаточно унизила наша беседа с профессорами?

– Отпусти меня! – Дэн, высвободив руку и едва не споткнувшись на осколках, сделал шаг назад.
– Папа, хватит, прошу! Я не вернусь в Сент-Мэри, с ним покончено.

– Ты меня не услышал или не понял?

– Я всё понял, ещё десять лет назад. Я хочу заниматься тем, чем хочу, а не тем, что нравится тебе! Мне нужен театр, а не медицина – да она просто на каторгу похожа! Прости за несоответствие традициям, но не надо решать за меня, все перемены когда-то случаются в первый раз!

И в этот миг в жизни Дэниела Спаркса случилась первая пощёчина. Он даже не успел осознать, что сейчас будет удар, сильный и отдающий скрипом перчаточной кожи. Голова мотнулась в сторону, дыхание перехватило, а лицо будто ветер обжёг.

– Леонард! – вскричала Анжела, вставая между ними.
– Ради Бога, что ты творишь?!

Дэниел, часто моргая, смотрел вправо, туда, где гудели и перекручивались в плывущий узор материнские руки, и звучал жестокий голос отца.

– Вон отсюда, - отчётливо раздалось внутри гудения, - вон из дома и с глаз моих. Если тебе нужна самостоятельность, сынок, – пей до дна всю чашу. Пока не одумаешься насчёт университета, в Гринплейс можешь не возвращаться.

– Леонард, не дури, это же наш ребёнок! – осадила его супруга.
– Что на тебя нашло? Мы все устали и перестарались, отдохнём и поговорим об этом в другой раз – да хотя бы завтра!

Дэн почувствовал благодатно холодные пальцы матери на своей пылающей щеке.

– Я повторяю, - не дрогнул старший Спаркс, - вон отсюда. Если ему так опротивела учебная каторга, пусть сам себе сладкую жизнь обеспечивает! Анжела, отойди.

Ярость в тоне отца продолжала клокотать подогретой кислотой. Не сумасбродство и не шутка, но очередной пункт в многолетней зафиксированной цели – сломать и перекроить на новый лад. Леонард делал всё, чтобы вырастить свой образ и подобие из Дэниела, но одного не учёл – сын унаследовал не только его рост, но и огромное упрямство. И к двадцати годам эта черта достигла расцвета, делая всё предельно сложным и, в то же время, удивительно простым. Юноша, подняв на отца дерзкий отчаянный взгляд, улыбнулся. Улыбнулся, приобнимая мать и великолепно осознавая, что в данную минуту затяжная негласная война перерастает во вполне реальную битву без уступок и соглашений. В битву за его свободу.

– Если ты думаешь, что я приду через пару часов и стану просить прощения, то ошибаешься, - унимая страх, начал младший Спаркс, - максимум, за чем я вернусь – так это за вещами, когда они мне понадобятся.

– Дэнни, пожалуйста…

– Не волнуйся, ма, - наклонившись, он поцеловал Анжелу в макушку, - уйти давно следовало, а я что-нибудь придумаю. Всегда придумываю и всегда выбираюсь. Я не пропаду, вот увидишь!

Руки по-прежнему дрожали, да и страх особо никуда не девался. Если внять гордости, то нужно мчаться отсюда как можно скорее, с телефоном, ключами и нехитрым запасом наличных. Если внять гордости, то там, за порогом, ждут не улицы, а одна большая неизвестность пополам с шансом на успех. А ещё куча проблем и вопросов. Женщина вцепилась в сына, но Дэн мягко выскользнул из объятий и громким шагом двинулся ко входу. Будь что будет, раз всё меняется за один короткий вечер.