Мои первые шаги

(1886–1906)

– 1 –

Мое детство было наполнено живительным чувством защищенности: дитя родителей, соединенных величайшей любовью, я был окружен трогательной заботой близких. Под этим защитным покрывалом я смог вырасти, выработать характер, приобрести всесторонние знания, одним словом, выйти в большой мир, еще не догадываясь, какая необычная участь была уготована мне.

Однако уже в отрочестве эта изначальная гармония была нарушена смертью: в самом начале 1903 года, когда мне было только шестнадцать лет, умер мой дедушка Никола Артемьевич, а спустя несколько дней не стало моего отца, Ивана Николовича. Затем, в 1905–1917годах, одновременно с моим взрослением и возмужанием, чередой нахлынули бури, закружили в яростных вихрях и меня, и мою родину, понесли к более тяжким испытаниям.

Я родился в очень богатой семье, в ранней молодости стал наследником одной из мощнейших промышленных империй и одного из крупнейших состояний в той России, идущей в ногу с началом ХХвека. А в тридцать один год я лишился всего, оказался пожизненным должником, изгнанным из своей страны, осужденным Историей. Но материальные утраты никогда не были для меня главнейшей причиной страданий. До последнего дня моей жизни я буду пытаться обрести, иногда даже помимо своей воли, ту бесконечную любовь, которая окружала меня со дня моего рождения 18 марта 1886 года в Киеве.

Жителям деревеньки Волфино в Курской губернии, где сейчас проходит граница между Украиной и Россией, долго будет помниться тот день, когда мой отец приехал просить руки моей матушки. Дочери генерал-лейтенанта Михаила Андреевича Саранчева шел только двадцать первый год, когда зимой 1881/82года она повстречалась с моим отцом, двадцатисемилетним офицером. Любовь вспыхнула в их сердцах с первого взгляда и осталась с ними навсегда. Весной 1882 года мой отец, Иван Николович Терещенко, решился приехать в Александровский парк— летнее имение семьи Саранчевых, что в нескольких верстах от Волфино, просить руки юной Елизаветы у властного генерал-лейтенанта. Это было спустя несколько дней после православной Пасхи, снег уже растаял и только кое-где вдоль дорог белели смерзшиеся снежные корки.

Полагая, что решение молодых влюбленных соединиться узами брака было несколько поспешным и намереваясь отсрочить его до следующей зимы, генерал-лейтенант сказал моему отцу: «Молодой человек, то, что вы носите фамилию Терещенко, еще не означает, что вы можете незамедлительно получить все, что является для вас желанным или кажется вам таковым. Брак двух молодых людей— это очень серьезное решение, которое должно пройти проверку временем. Не будьте столь нетерпеливы. Если ваши чувства к моей дочери останутся такими же сильными, то, когда улицы Волфино побелеют вновь, я отдам вам ее руку. Но не ранее».

На следующее утро генерал-лейтенант, открыв ставни в своей комнате, увидел, что дорога, ведшая из деревни, вся побелела от…сахара, который ночью спешно привезли из расположенного неподалеку, в поселке Теткино, терещенковского сахарного завода. Катились телеги, и сахарная пудра, белая как снег, уже покрывала дорогу к Александровскому парку. Спустя немного времени, как в волшебной сказке, мой отец Иван Николович женился на Елизавете Михайловне.

Через два года после рождения в 1884 году моей старшей сестры Пелагеи, которая всегда будет для меня воплощением доброты и нежной поддержки, я появился на свет в большом доме псевдоготического стиля на Бибиковском бульваре в Киеве, напротив ботанического сада, недалеко от перекрестка с большой улицей, спускающейся к центральному киевскому вокзалу.

Однако, несмотря на успешную выдумку моего отца, такое недопустимое использование сахара, столь важного продукта в жизни людей, очень не понравилось моему деду Николе Артемьевичу, владельцу сахарных заводов, носящих имя братьев Терещенко. С того дня моему отцу было предписано воздерживаться от посещения семейных сахарных заводов. Никто не мог тогда даже предположить, какую роль сыграет этот «указ» моего деда в развитии культурной жизни в Украине и в создании коллекций будущих киевских музеев!

И вот мой отец, молодой офицер, лишенный права участвовать в семейном деле, целиком посвятил себя военной карьере под крылом своего тестя, с которым его связывали прочные, полные глубокого взаимного уважения отношения. Но самым важным, что он вынес из проведенных на военной службе лет, была крепкая дружба с живописцем Верещагиным, в то время официальным художником русской армии. Он помог моему отцу проникнуть в тайны живописи. Они много путешествовали вместе, и мало-помалу мой отец увлекся искусством модерна, расцветшим в России, как, впрочем, и в других странах.

Глава вторая

Опьянение любовью и деньгами

(1907–1913)

– 1–

После окончания обучения в Лондоне, которое совпало с началом моих размышлений о политическом будущем России в связи с волнениями 1905года, и после первого опыта работы на семейном предприятии в Теткино в 1906году, год 1907-й принес мне ни с чем не сравнимое для молодого человека двадцати одного года отроду счастье.

Прежде всего я решил отпраздновать мое долгожданное совершеннолетие в казино Монте-Карло. Наконец я мог играть на свои деньги. И как же было заманчиво ощутить размеры огромного состояния, которое отныне было в моих руках! Я играл всю ночь, ставя преимущественно на даты рождения моей матери и бабушки, на которые мне всегда будет везти. На исходе ночи я смог насладиться победой, вынудив лучшее казино Монте-Карло накрыть главный стол рулетки черным сукном и объявить, что ресурсы казино исчерпаны и не позволяют продолжать партию с этим молодым русским, средства которого и воля к победе казались неисчерпаемыми. Конечно же, и теория статистики профессора Карла Бюхера из Лейпцигского университета мне пригодилась, и состояние мое позволяло сохранять невозмутимость и спокойствие в любой ситуации, но в итоге мне просто явно везло.