— Это хорошо, — говорил он. — Они уничтожат всех вредителей.

— Может быть, и так, Андре, — отвечала я, — но я все же предпочла бы опрыскать все десятипроцентным раствором ДДТ.

— Даже крысы и мыши покидают свои норы, чтобы укрыться от муравьев, — объяснял он. — Муравьи обследуют каждую груду мусора, каждый кусочек земли и не пропустят ни одного насекомого или их яиц.

Прибежал Ибрагим, старший слуга, работавший при гостинице.

— Бвана сердится, — сообщил он. — Кто-то вывел генетту из-за частокола и привязал к дереву на пути муравьев.

Один глаз Ибрагима был поврежден на охоте, и он не мог им управлять. Глаз совершал странные движения и напоминал маленький белый ставень на черном здании.

— Она кричала, словно котенок, Мадами, но ей уже ничем нельзя было помочь.

Я подумала о сверлящей боли в ногах от укусов маленьких режущих челюстей, вышла наружу и снова почувствовала слабость.

Почти два часа муравьи двигались через лагерь, вокруг и внутри моего домика и далее в лес. Обратного движения туда, откуда они пришли, не было заметно. Это означает, объяснил Пат, что они не только разыскивали пищу, но и перемещались на новое место.

— Где-то в середине этой отвратительной массы ползущих насекомых, — рассказывал Пат, — находится королева муравьев, раз в двадцать крупнее любого из них. Она так беспомощна, что сама не может двигаться, и рабочие муравьи должны тащить ее. Она — не что иное, как необычайно производительный яйцекладущий механизм. Никто из муравьев ее видеть не может. Все они слепы и, передвигаясь, определяют направление лишь при помощи усиков-щупальцев. Молодая матка имеет глаза, а также крылья. Самцы тоже имеют глаза. Они следуют за маткой, когда она вылетает из гнезда. Матка совершает свой брачный полет в сопровождении нескольких самцов, один из которых оплодотворяет ее. Затем она возвращается в рой и начинает откладывать миллионы яиц. Из них появляются новые слепые муравьи, среди которых лишь несколько самцов имеют глаза.

Все это произвело на меня сильное впечатление.

Раньше я читала и слышала о том, что насекомые с их колоссальной способностью к размножению могут заполнить весь земной шар. После прошедшей ночи я не сомневалась более в том, что если равновесие, установленное в природе, будет нарушено, то именно так и произойдет.

Когда пробежали последние отставшие муравьи, мы пошли посмотреть на несчастную генетту. От животного размером раза в два больше обычной кошки остался лишь один скелет, причем каждая кость была чисто обглодана. Веревка, которая держала животное в плену, пока движущиеся муравьи ползли по нему, удушая и убивая его бесчисленными порезами при помощи своих тонких челюстей, была изжевана в нескольких местах: обезумевшая жертва пыталась освободиться от нее. Генетта вообще — неприятное животное, наша же была особенно дурного нрава. Она десятки раз царапала Абазингу. Тем не менее, взглянув на эти жалкие остатки, я заплакала, как ребенок. Стоя возле убитого животного при свете мрачных вспышек факелов, я проклинала Конго и его безжалостные обычаи. Это был зеленый ад, полный скрытого зла, непреодолимого в своей грубой бессердечности. Ничто не могло заставить меня вернуться в коттедж в ту ночь. Я сгорала от любопытства, однако боялась даже появиться возле своего дома. Спать я пошла в гостиницу, где прежде всего сняла с себя всю одежду и обследовала каждый дюйм тела, чтобы проверить, не осталось ли на мне муравьев. Затем я осмотрела платье, испытывая при этом такое же ощущение, какое, очевидно, испытывает узник концентрационного лагеря, вылавливающий вшей. Я не обнаружила ни одного муравья. Каждый муравей, не имея глаз, неизменно находит правильный путь благодаря инстинкту, который не признает барьеров.

Следующее утро было ясным и солнечным. Ужас ночи испарился подобно туману, стоявшему над Эпулу перед восходом солнца. С веранды гостиницы я не заметила ничего, что говорило бы о миллионах муравьев, которые прошли здесь всего лишь несколько часов назад. Немного позже я обратила внимание на то, что маленькие птицы, которые обычно летали вокруг и охотились за насекомыми, исчезли. Было ясно почему: на широкой полосе травы, которая тянулась до леса, муравьи не оставили птицам никакой пищи. Но об этом можно было только догадываться. Внешний вид лагеря Патнем совсем не изменился. Это показалось мне совершенно неправдоподобным. То же самое можно было сказать и о моем доме. Когда я в конце концов набралась храбрости и вошла туда, то я не увидела там ничего похожего на следы погрома, как ожидала. В течение двух часов я ходила по всему дому. Однако, кроме пустой чашки на печке и танцевальной маски пигмеев, я не обнаружила ничего, что носило бы на себе следы нашествия муравьев. Чашка, которая была наполнена накануне вечером пальмовым маслом, была совершенно сухой внутри, точно ее вытерли тряпкой. Верхняя половина маски, изображающая морду леопарда, исчезла. Муравьи съели ее, так как она была сделана из шкуры леопарда. Ничто больше не напоминало о сотнях тысяч маленьких существ, которые осмотрели каждый сантиметр пола, стен, крыши, заглянули во все чашки и щели. Я вытрясла постель, собрала свои платья, скатерть и отдала все это выстирать Амбуко, жене Ибрагима. Я могла снова пользоваться этими вещами лишь после того, как они долго висели на веревке под лучами горячего экваториального солнца.

Прошли годы после набега муравьев на мой дом. Но до сих пор я часто просыпаюсь, обливаясь потом во время ужасных сновидений, когда мне кажется: муравьи кишащей колонной ползут по моему телу.

Рассказы о леопардах и движущихся муравьях могут заставить вас возненавидеть Конго. Человек, желающий расширить зону цивилизации, должен вести постоянную борьбу против джунглей, смеяться над ними, завоевывать их — или же признать поражение. Это — бесконечная борьба. Иногда она протекает мирно и спокойно. Но бывает так, что она выливается в напряженное грубое кровавое столкновение со смертельным исходом.

После столкновения с муравьями джунгли уже не так пугали меня. Мне очень нравилась Африка, мой здешний дом. Двадцать лет назад Пат случайно нашел этот участок, где затем выстроил дом. Однажды, когда он работал в малярийной местности, расположенной много километров ниже по реке, у него разболелся зуб. Подлечив его немного своими средствами, он выехал в Мамбасу, к доктору Вудхэмсу. На третий день пути, следуя берегом Эпулу, Пат увидел открытую площадку. Высокий берег круто обрывался к реке. Лихорадка и больной зуб, нывший при каждом шаге, не смогли помешать Пату оценить это месте, как одно из самых красивых, когда-либо встречавшихся ему в Африке. Больной зуб врач ему удалил, и Пат отправился назад к реке, чтобы разбить лагерь на облюбованном им участке. Впоследствии он арендовал этот участок и приблизительно лет за шесть до нашей свадьбы построил дом над обрывом. На следующий год он выстроил госпиталь. Здания имели глинобитные стены. Каркасом служили вбитые в землю деревянные стойки, оплетенные тонкими, гибкими прутьями. За несколько дней солнце высушило бревна и решетку из прутьев. Затем местные женщины, замешав глину, находившуюся прямо на берегу реки, обмазали решетку, добавляя новые слои по мере того, как высыхали уже нанесенные на каркас. Когда толщина стен была доведена до восьми-десяти сантиметров, верхний слой глины смочили и разровняли, а затем дали ему затвердеть. Как только твердость глины достигла плотности кирпича-сырца, уже ничто не могло повредить стены, кроме протекающей через крышу воды. Но африканцы умеют делать крыши, которые не пропускают воду. Постройка крыши в Конго — целое искусство. Для изготовления кровли местные жители используют большие блестящие листья одного дерева. Их связывают и укладывают в несколько слоев на решетку, сооруженную из стволов молодых деревьев, очищенных от коры. Такая крыша водонепроницаема даже в тропические бури, которые валят банановые заросли и размывают огороды и дороги. Примерно раз в год крышу осматривают, добавляя кое-где новые листья, и она остается водонепроницаемой, словно сделана из листовой меди. Этими же листьями пигмеи покрывают не только крышу, но и стены своих крохотных домиков. Листья используются также в качестве оберточной бумаги, из них изготовляют корзины и матрацы, а также праздничные наряды, состоящие из нескольких листьев, прикрепленных сзади к поясному шнурку.

Я не променяла бы мой домик из прутьев и глины, расположенный на Эпулу, ни на один из тех стандартных домов, которые я так часто встречала на родине, тем более что мое теперешнее жилище не требовало никаких расходов. Когда мы пристраивали новую комнату к гостинице или новую палату к госпиталю, то никогда не беспокоились о строительном материале. Он был близко, под рукой, и стоил, конечно, дешевле пареной репы.

Чтобы понять, как много неправильных представлений об Африке имеет каждый приезжающий в Конго впервые, мне необходимо было увидеть именно гостиницу и все, что находится вокруг нее. Для меня Центральная Африка была обширными, не обозначенными на карте джунглями с большим числом враждующих между собой местных племен; туда приезжали белые исследователи или охотники, а также случайные представители кинокомпаний, ведущие съемки с натуры. Я знала также, что там по берегам рек выстроены города, в которых живут белые люди. Вот и все, что было мне известно тогда об Африке, и многие мои сведения были неправильными. Не прожив и одного месяца в лагере Патнем, я узнала, что европейцы путешествуют по Конго большей частью на машинах и по относительно сносным дорогам.