...Галоп мандол достигнет алегретто,

Заворожен желаньем пируэта,

Зашелестят в истоме вздохи пальм...

Вина! вина! Обрызгай им, Гитана,

Букет мыслей... Тогда не надо тальм, - Тогда помпезный культ нагого стана.

Игорь-Северянин творит из своей личности поэму «вечно-мужественного», вполне

соответствующую тому идеалу «вечно-женственного», что из себя создала Мария

Папер. Он не меньше скомпрометировал своей книгой женщин, чем Мария Папер

мужчин. На обложке его книги напечатан отклик (в прозе) поэтессы Изабеллы

Гриневской: «От всей души благодарна поэту Игорю-Северянину... Горячо желаю его

звучным и задушевным стихам широкого распространения». Он посвящает свою книгу

«Памяти почившей Королевы поэзии Мирры Лохвицкой - страстно скорбящий автор,

251

благоговейно склоненный».

Нет! Если только существует какая-нибудь целесообразность в природе — Игорь-

Северянин и Мария Папер должны полюбить друг друга, они созданы друг для друга и

взаимно будут друг друга нейтрализовать.

В тех поэтических трафаретах, которыми они пользуются оба, явно влияние

Бальмонта. Бальмонт в некоторых своих уклонах дал слова и речь, приготовил русло

этому голосу внутренней духовной пошлости, и вот плоды его неосмотрительности.

Виктор Ховин

ИГОРЬ СЕВЕРЯНИН. ЭЛЕКТРИЧЕСКИЕ СТИХИ

СПб., 1911. Предвешняя зима

Кто откроет книжку г. Игоря Северянина, будет убежден, что перед ним пародия на

стихотворения декадентов. В самом деле, трудно представить себе, что такое,

например, стихотворение может быть написано серьезно:

М-МЕ SANS GКNE Это было в тропической Мексике,

Где еще не спускался биплан,

Где так вкусны пушистые персики, —

В белом ранчо у моста лиан.

Далеко-далеко, за льяносами.

Где цветы ядовитее змей,

С индианками плоско-курносыми Повстречалась я в жизни моей.

...А бывало: пунцовыми ранами Пачкал в ранчо бамбуковый пол...

Я кормила индейца бананами.

Уважать заставляя свой пол...

Задушите меня, зацарапайте, - Предпогтенье отдам дикарю.

Потому что любила на Западе,

И за это себя не корю...

При всем желании никакой пародии на это стихотворение написать невозможно: это

была бы уж двойная пародия.

Все стихотворения г. И. Северянина чрезвычайно старательно выдержанны в том

же стиле. Стоит раскрыть книгу наугад, и вы получите шедевр своего рода. Таково

первое же стихотворение в книжке — «Хабанера III»:

Струятся взоры... Лукавят серьги...

Кострят (?) экстазы... Струнят (?) глаза...

41 в

– Как он возможен, миражный берег...
– В бокал шепнула синьора (?).

За «струнящиеся глаза» автора было бы положительно справедливо «приструнить».

«Гамак волны» (с. 2), «сосны — идеалы равноправий» (с. 2), «фарватер,

шелестящий под колесами» (с. 2), «Эскизит страсть» (с. 7), «лимонный плеск луны» (с.

19), «березозебренное (?!) шалэ» (с. 20) - все эти перлы щедрою рукою рассыпаны

автором по страницам его книжки.

Но все это цветочки... В книге г. И. Северянина есть такая ягодка, которой изумился

бы и истинный мудрец, несмотря на свою привилегию ничему не удивляться;

стихотворение называется «Июневый набросок» (с. 16).

Взгляни-ка, девочка, взгляни-ка!
– В лесу поспела земляника,

И прифрантился мухомор —

Объект насмешек и умор...

О, поверни на речку глазы (?!!)

(Я не хочу сказать: глаза...)

Там утки, точно водолазы,

252

Ныряют прямо в небеса.

Оно подобно мигу, лето...

Дитя, ты только посмотри:

Ведь мухомор — как Риголетто (?),

Да не один еще, — их три!..

Конечно, если автор хочет реформировать русскую грамматику, запретить ему это

невозможно. Советовали бы ему издать по этому поводу специальное исследование...

Но недурен также и мухомор, который «как Риголетто»!

Характер «творчества» г. И. Северянина, кажется, достаточно ясен из