«Эти ямки, конечно, видны, но ни одна (насколько можно определить) не проходит из правого желудочка в левый через перегородку между желудочками. Я не смог увидеть ни одного сквозного отверстия, даже самого маленького… Хотя об этом пишут профессора, твердо убежденные, что кровь переносится из правого желудочка в левый. Лично у меня есть немалые сомнения в деятельности сердца в этом отношении» [77] .

Рассмотрев структуру сердца, Везалий описал «функции и использование сердца, как их описывали до сих пор, и основания для их структуры» [78] . Везалий считал, что исследовав естественные функции сердца и легких, оказываешься втянутым в теологический вопрос о природе души. Это беспокоило ученого. Но строго говоря, утверждал Везалий, эта проблема не только теологическая, но и медицинская, а значит, подходящая для обсуждения в анатомическом опусе.

«Более того, чтобы я здесь не встретился с обвинением в ереси, воздержусь от обсуждения видов души и мест, где они помещаются. Потому что сегодня, и особенно среди наших соотечественников (итальянцев) можно встретить много судей нашей самой истинной религии. Эти судьи, услышав, как кто-то упомянет о душе Платона или Аристотеля и его толкователей или Галена (ведь поскольку мы имеем дело со вскрытием человеческого тела и вначале должны рассмотреть подобные вещи), сразу начинают думать, что имеет место отход от веры и сомнения в бессмертии души. Не беспокоясь об этом, доктора обязаны (если не хотят исполнять свои обязанности поспешно и неправильно применять лекарства) подумать о… и конечно же о сущности души» [79] .

Заявив, таким образом, о своем праве обсуждать такой деликатный вопрос, Везалий перешел к подробному обсуждению функций сердца и некоторых связанных с ним функций печени и мозга. Он сделал вывод, что:

«Так же как вещество сердца наделено силой живой души и уникальная ткань печени наделена силой естественной души, чтобы печень могла создавать более густую кровь и естественный дух, а сердце – наделять кровь, которая течет по телу, жизненным духом. Таким образом, эти органы могут доставлять материалы ко всем частям тела, по каналам, оставленным для них. а мозг дает бодрость» [80] .

Возможно, это весьма слабый результат дерзких заявлений Везалия о своем праве обсуждать в медицинском труде душу – под таким выводом с готовностью подписались бы все галенисты, но, по крайней мере, Везалий объявил о своей независимости, хотя и не воспользовался ею.

Труды Везалия особенно впечатляют, вероятно, потому, что они настолько превосходят обычные анатомические опусы, что работы его современников в сравнении сильно проигрывают. Но ученый принадлежал к оригинальному и очень плодовитому поколению, и потому, когда он покинул Падую, университет без труда нашел ему замену, поскольку в Италии было немало достойных анатомов, внесших тот или иной вклад в науку. Один из самых интересных – Эустахио Бартоломео (1520–1574), практикующий римский врач, который – единственный из всех видных анатомов – не был связан с университетом. Его работы нередко были точнее, чем у Везалия, но он публиковался мало. В 1563 году увидела свет его маленькая книжица Opuscula Anatomica, в которой он сравнивал органы человека и животных. В ней автор отметил, что Везалий и многие другие анатомы обсуждали почки животных, а не людей, и указал на различия в венозной системе руки человека, обезьяны и передней конечности собаки. Эустахио также опубликовал анатомию уха. Он планировал большой подробный обзор, но уцелели только иллюстрации, напечатанные в XVIII веке. Среди профессоров анатомии в Падуе был Фаллопий (1523–1562). Его «Анатомические наблюдения» особенно хороши там, где речь идет о женских репродуктивных органах. Другие анатомы Падуи – Реальдо Коломбо и Фабриций из Аквапенденте – занимались физиологической анатомией венозной системы. Анатомия и физиология медленно разделялись, становились отдельными специализированными науками, правда, остались дополняющими друг друга.

В XVI веке существовало и другое, хотя и менее продуктивное направление в физиологии, видным представителем которой был француз Жан Фернель (ум. в 1557 г.). Его труд «Естественные части медицины» (Natural Parts of Medicine, 1542) был смоделирован по «О назначении частей» Галена, так же как Fabrica Везалия создавалась по образу и подобию «Анатомических процедур» Галена. Но Фернель был менее оригинален и недооценивал важность анатомии. Хотя он посвятил первую часть своей книги соответствующему обсуждению анатомических проблем, он явно считал, что врачи обращают слишком много внимания на анатомию и слишком мало – на врачебную практику. Современник писал:

«Я часто слышал, как он заявлял об абсурдности тяжелого труда над книгами по анатомии и изучения простых вещей, не глядя на больного человека и не отыскивая того, что древние описывали о больном. Он настаивал, что гораздо лучше, внимательно прочитав единожды, а потом еще раз какой-нибудь хорошо написанный краткий сборник по анатомии, перейти непосредственно к врачебной практике. Мол, не стоит терять время на приведение в соответствие трудов множества авторов, чьи мнения не совпадают. Сегодня, говорил он, книг по анатомии едва ли не больше, чем больных людей, а травников больше, чем трав» [81] .

Этот не слишком вразумительный призыв к эмпиризму и вниманию к нуждам больных людей никоим образом не отвлек Фернеля от следования совершенно неоригинальной концепции деятельности человеческого тела. На словах он подчеркивал необходимость различать функции тела здорового и тела больного, но не смог создать ничего нового – только представить «современную» версию Галена. В этом качестве его книга вполне приемлема для яростных галенистов медицинского факультета Парижского университета.

Новое изучение анатомии в XVI веке начали врачи-терапевты, однако оно было намного полезнее для хирургов. Хотя хирург был, как правило, менее образованным и стоял на социальной лестнице ниже, чем терапевт, последний старался держать его в курсе всех анатомических исследований, несмотря на споры, которые постоянно велись между этими двумя видами практикующих врачей. Это было особенно верно для Англии, где хирург занял уверенную позицию только в середине XVI века. Здесь вековое сражение между хирургами и цирюльниками завершилось в 1540 году созданием объединенной компании для наблюдения за хирургической практикой. Компания проверяла кандидатов в ученики (они должны были посещать среднюю школу достаточно долго, чтобы освоить азы латыни) и устраивала экзамены. Она занималась образованием существующих и перспективных хирургов, устраивая анатомические лекции, для проведения которых имели право на получение четырех тел преступников в год. Лекторами были опытные люди, со знанием дела выполнявшие свою работу. Первый – Томас Викари (ум. в 1561 г.) опубликовал весьма достойный трактат по анатомии, второй – Джон Каюс – положил начало традиции назначения университетских выпускников. Таким образом, английские хирурги конца XVI века имели существенные преимущества – возможности, образование, респектабельность – по сравнению со своими коллегами, скажем, во Франции. Там настоящие хирурги создали колледж Святого Космы, но более активные и многочисленные цирюльники, тоже занимавшиеся хирургической практикой, были неорганизованными, и их знания существенно отличались – в зависимости от наставника, у которого они проходили обучение. Английские и французские хирурги работали в больницах, где, по сути, начинали постигать азы ремесла. Там было больше всего возможностей для наблюдения и практики. Оттуда многие хирурги попадали на войну, и поле сражения было едва ли не лучшей школой, чем больница. Из нее выходили по-настоящему выдающиеся умы.

Строго говоря, существовало четкое разделение между медициной и хирургией, хотя две профессии неизбежно частично совпадали. Считалось, что хирурги имеют дело с внешней медициной, а терапевты – с внутренней. Хирурги лечили раны и переломы, помогали при родах, выполняли ампутации и (по указанию терапевта) кровопускания [82] . Имелось в виду, что если необходимо лекарство, хирурги должны обращаться к терапевту, однако они часто назначали медикаменты сами, утверждая, что лихорадка, вызванная раной, находится в компетенции хирурга или хирург должен сам провести очистку организма с помощью слабительного, если это необходимо перед операцией. В XVI веке была одна болезнь, которую почти всегда оставляли хирургам, частично потому, что они первыми начали ее лечить, но также в связи с тем, что ее внешними проявлениями были повреждения кожи, что, безусловно, являлось компетенцией хирурга. Речь идет о «новой болезни вооруженных сил», «французской болезни» (lues venerea) – сифилисе [83] . Была она привезена из Нового Света или нет (в XVI в. считалось, что так она попала в Европу именно оттуда), болезнь стала бичом армий при осаде Неаполя в 1495 году и оттуда распространилась по всей Европе с воистину пугающей скоростью. Каждый хирург считал своим долгом написать об этой новой болезни и способах ее лечения. Рекомендовались самые разные лекарства: ртуть (ее всегда широко использовали при кожных заболеваниях) и гваяк – дерево из Южной Америки – были излюбленными средствами. Споры относительно того, какое лекарство лучше, велись яростные и непрерывные, так же как и более поздние дебаты относительно преимуществ и недостатков травных и химических лекарств.