Стихотворения и поэмы. Рассказы. Борислав смеется
вернуться

Франко Иван Яковлевич
Шрифт:

‹30 апреля 1880›

SЕМPER IDEМ! [4]

Вопреки теченью На рожон идти, Крест свой от рожденья До смерти нести! С правдой — за свободу, В битву против зла! Сеять средь парода Вольности слова! С факелом науки Бейтесь против тьмы, Трудовые руки, Светлые умы! Нет еще такого Острого железа, Чтобы правду-волю Мог тиран зарезать! Нет костра такого, Чтобы сжечь навеки Вместе с утлым телом Дело человека!

4

Всегда тот же! (лат.)

‹3 апреля 1880›

* * *

Всюду преследуют правду, Всюду неправда одна, Только в сердца ваши, братья, Пусть не проникнет она! Там для святой вашей правды Мощный создайте оплот, Там пусть огонь вашей мысли Неугасимо растет! Крепче преграды из стали, Тверже гранитной стены — Чистого сердца твердыня Против грозящей волны. Пусть от потомков. к потомкам Правда пребудет цела В сердце, пока не утихнет Буря коварства и зла. Так же как дерево в стужу: Сверху без листьев, мертво, Но под замерзшей землею Ширятся корни его, — Так же, повсюду гонима, Правда бессмертна вовек, В души людей устремляя Новый и новый побег. И, как струя ключевая Рвется в проломы скалы — Так же прорвет все преграды Правда живая земли!

‹6 апреля 1880›

ПОКОЙ

Что ж, покой — святое дело, Если мирно день идет; Кто же в час войны и боя Стал глашатаем покоя — Трус или предатель тот. Если мирные народы Трудятся, чтоб у природы Вырвать тайну но одну, Ту, что свет во тьму вливает, — Горе тем, кто начинает Самовольную войну. Но когда порой рабочей Вор забраться к нам захочет, В доме шарить, в кладовой, Нас имущества лишая, Цени нам приготовляя, — Разве свят тогда покой? Если, нашу скромность видя, Дух наш, род наш ненавидя, Он нас топчет нипочем — Горе, горе миротворцам, Тем, кто к топору не рвется, Не ответствует мечом!

‹15 июля 1883›

* * *

Не долго жил на свете я, Но испытал уже немало. Мне жизнь не много принесла, Но сердце — многое узнало. Мне жизнь дала — узнать добро, Увидеть чистый свет науки, Стремленье к правде и труду И твердые, простые руки, И радость и печаль любви, И дружбу, и мечту о воле. Сказала: «Сей, хоть не твоей Рукою будет сжато поле!» И многих мне дала врагов, Они над слабым поглумились; Дала сторонников таких, Что от меня лишь сторонились. Но я ценю всего сильней Ту меру мук моих и боли, Какую в жизни принял я За правду, за добро, за волю.

‹1 апреля 1880›

* * *

Вы плакали фальшивыми слезами Над горестной судьбой моей, жалели Меня, печально разводя руками, Но помощи — увы! — не видел я на деле. «Жаль малого! Сойдя с пути прямого, Пропал! Но мы предвидели всё это! Пустыми бреднями увлекся бестолково, И вот конец пришел фантазиям поэта!» Иные ж благодетели, надменно Плечами пожимая, возглашали: «Смотрите, до м. его доводят неизменно Нелепые мечты об идеале!» Решили так и удалились, строги, Тот — на обед, тот — к карточным партнерам, А тот — судить томящихся в остроге, А я остался гибнуть под забором.

‹31 мая 1880›

ИЗ ЦИКЛА «EXCELSIOR!» [5]

БАТРАК

Склоненный над сохой, тоскливо напевая, Встает он предо мной: Заботы, и труды, и мука вековая Избороздили лоб крутой. Душой младенец он, хоть голову склонил, Как немощный старик, — Ведь с детства трудится и не жалеет сил, К невзгодам он привык. Где плуг его пройдет, где лемехами взроет Земли могучий пласт, Там рожь волнистая поля стеной покроет, Земля свой клад отдаст. Так отчего на нем рубаха из холстины, Заплатанный армяк? Зачем, как нищий, он прикрыл отрепьем спину? Работник он, батрак. С рожденья он — батрак, хоть вольным прокричали Властители его; В нужде безвыходной, в смиренье и печали Сам гнется под ярмо. Чтоб как-нибудь прожить, — он жизнь, и труд, и волю За корку хлеба продаст, Но горький этот хлеб его не кормит вволю И новых сил ему не придает. Тоскует молча он и с песней невеселой Землицу пашет — не себе, А песня — кровный брат, снимая гнет тяжелый, Не хочет уступить судьбе. А песня — как роса, живящая растенья, Когда сжигает зной; А песня — как раскат, как гул землетрясения, Растущий под землей. Но все ж, пока гроза не грянет, полыхая, Томится он, не смея глаз поднять, И землю пестует, как мать свою лаская, Как сын — родную мать. И что ему с того, что над чужою нивой Он пот кровавый льет, И что ему с того, что, страдник терпеливый, Он власть хозяевам дает? Ведь лишь бы те поля, где приложил он руку, Вновь дали урожай, Ведь лишь бы труд его, ему несущий муку, Другим дал — светлый рай.

5

Все выше! (лат.)

* * *
Батрак тот — наш народ, чей пот бежит потоком Над пашнею чужою. Душою молод он, в стремлении высоком, Хоть обойден судьбою. Он счастья своего ждет долгие столетья, И все напрасно ждет; Татарский плен изжил, Руину, лихолетье И панщины жестокий гнет. И все-таки в душе, изнывшей от невзгоды, Надежда теплится, горда, — Вот так из-под скалы, из-под крутого свода Бьет чистая вода. Лишь в сказке золотой, как будто сон прекрасный, Он видит счастье лучших дней, И, тяжкий груз влача, он, хмурый и бесстрастный, Живет мечтой своей. В глухие времена одна его спасала — К родной земле любовь; Толпа его детей в страданьях погибала — Он возрождался вновь. Любовью этой тверд, од — как титан былого, Непобедимый сын земли, Который, падая, вставал опять и снова, И снова шел в бои. И что с того — кому, под песню вековую, Он глубь взрыхляет нив; И что с того, что сам нужду он терпит злую, Господ обогатив.
* * *
Паши и пой, титан, опутанный в оковы И нищеты и тьмы Исчезнет черный мрак, и бремя. гнета злого Навеки уничтожим мы! Недаром в оны дни, униженный врагами, Ты силу духа воспевал, Недаром ты легенд волшебными устами Его победу прославлял. Он победит, сметет преграды роковые, — И над землей одни Ты плуг свой поведешь в поля, тебе родные, В своем жилище — властелин!