Стихотворения и поэмы. Рассказы. Борислав смеется
вернуться

Франко Иван Яковлевич
Шрифт:

‹10 сентября 1889›

* * *

Впрямь, как скотину, всех тут описали: Обличье, возраст, имя — и так дале, Глаза и волосы, — ну право слово, — Теперь хоть в Вену на базар готовы! Нас, как бандиты, обыскали снова, Во все карманы нагло залезали, Ножи, табак и деньги — всё забрали, Хоть к Магомету в рай веди любого! Обчистили до нитки при аресте! Эх, глупые! Ведь все-то наше с нами, — Его не взять вам грязными руками! И развели нас по апартаментам Казенным. Тут не место комплиментам: Салон, альков, отхожее — всё вместе.

‹16 сентября 1889›

* * *

Давным-давно, в одном почтенном доме, В дни юности, в дни светлого расцвета, Читали мы «Что делать?» — и беседы Шли о грядущих днях, о переломе. Хозяйки дома всякий раз упрямо Мои уничтожали дифирамбы: «Фи, общий труд! Тогда пришлось и вам бы Клоаки чистить, выгребные ямы!» Не знали дамы, что вопрос подобный, Сложнейший, — Австрия уже решила. Тюремная параша! Что за сила! Горшок и мебель вместе! Как удобно: Берешь ее, выносишь, — ну и просто Выхлестывай на пашню, для компоста!

‹17 сентября 1889›

* * *

Встаем с рассветом, лица умываем, Спешим одеться, койки застелить И камеру с песочком подметаем, — Да и давай ходить, ходить, ходить… Шести шагов достаточно, чтоб жить… Чтоб не кружился свет, мы средство знаем: Два ходят — третьему умерить прыть; Встал третий — тотчас место уступаем. Однажды в Бориславе так: землею Рабочих двух засыпало; над ними Крепленья встали кровлею косою. Вода слезилась, трубка чуть дымила… И жили: капелькой одной да дымом… Тюрьма и пас тому же научила.

‹18 сентября 1889›

* * *

Замолкла песня. Не взмахнет крылами Рожденная на вольной воле птица В ловушке хмурой, за семью замками, Где человек растоптанный томятся. И петь об этом даже не годится, — Как шарит стражник медными руками В моих карманах, сапогах, в тряпицах, Как занят он и складками и швами. Бумагу, спички, карандаш, табак Внимательная власть найти желает И в душу лезет — вот н нс поется. Так соловей свое гнездо бросает, Своих птенцов он оставляет так, Чуть только человек к ним прикоснется.

‹16 сентября 1889›

* * *

Россия, край печали и терпенья, В какие времена живешь ты ныне? В испуге, в себялюбия пустыне Все старшие укрылись поколенья, Все сильное дрожит, — страшна расплата… А в это время на борьбу за волю Неоперившиеся голубята Летят, костьми ложатся в снежном поле. Россия, вся ты в крайностях жестоких! Спит Святогор в пещере среди твари, Казачья воля спит в степях широких, А девушка-голубка на бульваре Платочком, а но рыцарской трубою Дает сигнал к пролитые крови, к бою.

‹13 сентября /889›

* * *

Прошло то время? Ложь! Забыт ли час, Как гибли Пестель, Каракозов, Соня? Как Достоевский мучился, Тарас? Или кандального не слышно звона? Иль розги не свистят уже у вас? Иль селами крестьян в тюрьму не гонят? Иль пушки медных жерл своих не клонят Над городом и голод их угас? Мягки вы сердцем, ибо вы трусливы! А зверь презренья к людям, и наживы, И тьмы растет и властвует над вами! Мы, жертвы, мы зовем вас из могилы: Держитесь стойко! Закаляйте силы! Гоните зверя, рвите хоть зубами!

‹22 сентября 1889›

* * *

Меж стран Европы мертвое болото, Подернутое плесенью густою! Рассадник тупоумья и застоя, О Австрия! Ты — страшный символ гнета, Где станешь ты погон — там стоп народа, Там с подданных сдирают третью шкуру. Ты давишь всех, крича: «Несу свободу!» И грабишь с воплем: «Двигаю культуру!» Ты не сечешь, не бьешь, не шлешь в Сибирь, Но соки сердца пьешь ты, как упырь, Болотным смрадом души отравляя. Лишь мразь и гниль несут твои порядки, Живьем здесь погибает мысль живая Или бежит отсюда — без оглядки!

‹4 октября 1889›

* * *

Тюрьма народов, обручем из стали Сковала ты живые их суставы И держишь — не для выгоды и славы, А чтоб клевреты жиром заплывали. Вот так коней привязывают в поле: Нога к ноге, а две ноги свободны, Но убежать старанья их бесплодны, — И ржут, грызутся братья по неволе. Вот так и ты опутала народы, Им внешний признак подарив свободы, Чтоб перессорились они вернее. Хотя из твоего и рвутся круга, Но лишь напрасно дергают друг друга: Ты от возни такой — еще сильнее…