Стихотворения и поэмы. Рассказы. Борислав смеется
вернуться

Франко Иван Яковлевич
Шрифт:
4
Я думал о будущем братстве людей, Я звал это время прийти поскорей. Безмежные видел я в мыслях поля: Трудом обновленная общим, земля Кормила народ мой, свободным, счастливый. Украина ли это? Твои ль это нивы, Впитавшие крови и пота немало? Да, это Украина родная моя! И лютая боль в моем сердца стихала. Виденье исчезло. Гляжу я. Вон там За межи сцепилися Гриць и Степан; Там дед пашет полн и слезно скорбит О сыне, что в Боснии дальней убит; Отец там на сына топор поднимает; Там мачеха бедных сирот проклинает… О край мой родимый, забытый всем светом, Пусть лучше судьба тебя в прах истребит, Коль ты осужден пропадать без ответа!

‹1881›

ДУМЫ НАД МУЖИЦКОЮ ПАШНЕЙ

1
Стану на пашне, умытой зарею: Пурпуром солнце нежарко горит, Пташки щебечут над тихой землею, — Что же печаль в. мое сердце стучит? Царь и владыка природы, взгляни же, Сколько в пей счастья, любви, красоты! В сердце краса эта просится, ты же Бродишь несчастен, одни только ты. Тучное поле, левада за хатой, Луг неоглядный с травою густой — Так почему же, усердный оратай, С голоду мрешь ты: в хатенке пустой? В гор твоих лоне железо струится, Так почему же затуплен твой плуг? Или железо на то лишь годится, Чтобы цепями свисать с твоих рук? Жарким земля твоя светом богата, Что в подземельях ключами кипит; Так почему же, усердный оратай, Не для тебя светит он и горит? Много ты соли, до века рожденной, В светлой, хрустальной скале накопал; Так почему же ешь хлеб несоленый? Солью земли почему сам не стал?
2
Сердце мое устремляется с плачем, Пашня мужичья, к твоим бороздам, Тонет мой дух в твоем лоне, горячий, Словно упавшая в море звезда. В каждую жилку твою проникает, В каждый комок, корешок и сучок, К каждой пылинке прильнув, вопрошает: «Кто плодоносный ваш высосал сок? Тысячелетья по вас проходили, Кровью и трупами вас напитали — Что же так мало вы хлеба родили? Где же святые те соки пропали?»

‹1881›

В ЛЕСУ

Хорошо, в чаще леса блуждая, Где безмолвие манит ко сну, Под навесом ветвей отдыхая, Слушать летнего дня тишину! Вкруг безлюдно, а все ж не пустынно — В том святом одиночестве я Снова сердцем ловлю беспричинно Бесконечную песнь бытия. И я счастлив, покуда скрываюсь В этих чащах, бродя наугад, — Я людей повстречать опасаюсь, Люди тихий мой рай разорят. Люди всюду, и к этому раю Слезы горькой недоли несут. Не однажды с тревогой встречаю Я проклятое горе и тут. Вот ободранный дед-старичина Ковыляет, склоняясь к земле, Низко гнет его долу сушина, За плечами — грибы в кошеле. Знаю сызмала деда седого, За селом его хата гниет. Он живет одиноко, убого — Собирает грибы, продает. Пищу, рубище взять ему где же? А пойдешь по грибы — заберут! Лесники отведут на Медвежью, А в Медвежьей под арест запрут. Я спешу за деревьями скрыться, Чтоб меня не увидел седой. Знаю: встретиться старый боится С черным платьем, как с черной бедой! Да напрасно! Приметил, бедняга, Из груди его вырвался крик, Кинул связку и и темень оврага Торопливо укрылся старик. Долго слышалось мне, как хрустело Под ногами, где старый бежит, И в груди его что-то хрипело, — Так больной перед смертью хрипит. И подумал я: «Сгинь же, проклятый Мой господский наряд, — ты меня Для убогого, бедного брата Сделал пугалом — пуще огня!»

‹Нагуевичи, 1882›

ИЗ КНИГИ «УВЯДШИЕ ЛИСТЬЯ»

(1896)

ИЗ ЦИКЛА «ПЕРВАЯ ГОРСТЬ»

* * *

На смену тоске отупенья Вновь песен плеснула волна, Как будто из пепла восстала Блестящих огней пелена. Что раньше казалось покоем, То пепел минувшего был; Под ним животворная искра Любви сохранила свой пыл. Она еще тлела, искрилась, Под пеплом томилась в тиши; Но ветер повеял и пепел развеял — Попробуй теперь потуши! Так нет же! Тушить я не буду! Пусть плещет огней пелена! И сердце пусть бьется, и вольно пусть льется Бурливая песен волна!

* * *

Ты, только ты — моя единая любовь, Но не дано тобой мне в жизни насладиться; Ты темный тот порыв, что отравляет кровь, Вздымает грудь мою — и не осуществится. Ты тот напев, что мне в час вдохновенья снится, Но для него, увы, не нахожу я слов; Ты славный подвиг мой, и я к нему готов. Когда бы веру мне да мощную десницу! Как сгубленную страсть, угасшие желанья, Не спетый мной напев, геройские дерзанья, Как все высокое, что я в душе таю, Как пламя, что меня и греет и сжигает, Как смерть, что, погубив, от мук освобождает, — Вот так, красавица, и я тебя люблю.

«ОСТАВЬ НАДЕЖДУ!»

Как ты могла так ровно, так спокойно Сказать об этом? Как не задрожал Твой голос в горле, как тревожным стуком В твоей груди не заглушило сердце Те страшные слова: «Оставь надежду!» Оставь надежду! Или ты не знаешь, Что в тех словах таится преступленье, Убийство сердца, духа, мыслей всех, Живых и нерожденных? Или совесть При тех словах в тебе не шевельнулась? Оставь надежду! Мать-земля родная! Ты, ясный свет! Ночная темнота! Вы, звезды, люди! Что вы все теперь? Что я теперь? Зачем не прах бездушный? Зачем не камень, не вода, не лед? Тогда бы я в груди не слышал ада И не сверлил бы нор в мозгу моем Червяк несытый, кровь моя, пылая, В горячке не вызванивала б вечно Вот этих страшных слов: «Оставь надежду!» О нет, не верю! Все обман, обман! Живительной воды в напиток мне Ты подлила, а в шутку лишь сказала, Что там отрава. Ведь за что бы ты Могла убить и душу мне, и тело? Нет, нет, не верю я! В тот миг, когда Уста твои меня убить хотели, — Твой бледный облик и тоска во взоре И вся ты, вся, дрожащая мимозой, Все говорило мне: «Не верь! Не верь!» Душою ты добра! О, не обманешь Ты сердца мне завесою гордыни! Тебя я понял! Ты добра душою! Лишь бури мира, муки недоверья Заволокли тебя туманом этим. И вновь я в сердце ощущаю силу Туман рассеять, теплотою чувства И жаром мысли воедино слить Тебя и жизнь — и я в ответ тебе Кричу: «Надейся и крепись в борьбе!»

* * *

Бескрайное поле под снежной волною, О, дай мне простора и воли! Я здесь, одинокий, лишь конь мой со мною, А сердце изныло от боли. Носи ж меня, конь мой, по чистому полю, Как ветер над степью широкой, — Быть может, уйду я от тягостной боли, Терзающей сердце жестоко.

* * *

Непроходимою стеной меж нами Стоит судьба. Мы, как два судна в море, К двум берегам гонимые волнами, Звезда моя, ты — радость мне и горе! Тебя далече провожает взор, К твоим следам хочу припасть лобзаньем И душу напоить твоим дыханьем, С любимых губ слетевшим на простор. Исчезла ты! Во мраке, без дороги, Я как в лесу… Куда ж теперь мне, друг? Подсеклись думы, подкосились ноги. А в сердце холод… Дым, лишь дым вокруг