штрафных; торпедовцев Александра Пономарева с его таранным рывком и неизменно

мощным ударом из любых положений — так, например, незабываем его гол в ворота

Хомича, забитый через себя с лёта,— и вратаря Анатолия Акимова в его всегдашней

кепочке и с фирменным постукиванием носком бутсы в землю перед выбивом

свободного: в облике Акимова, в его далеких выходах, в отбивном стиле, в выкидке

мяча рукой чуть не до центра поля уже тогда брезжили черты будущего Яшина;

спартаковцев Николая Дементьева с его филигранным, умным почерком, и вратаря

Алексея Леонтьева с его зычным, на весь стадион: «Беру-у!»; великолепных

локомотивских защитников Михаила Ан-тоневича, Владимира Осипова (тоже одними

из первых засучивших рукава), свободно проходивших от ворот до ворот;

ленинградских динамовцев — уже постаревшего, воспетого в рассказе Кассиля

«Пекины бутсы», но все еще озорного, финтистого Петра Дементьева, редкого по

реакции вратаря Леонида Иванова с его, казалось, магнитными перчатками и совсем

еще юного Сережу Сальникова, уже умевшего по-маццоловски вкручивать мяч с

корнера в ворота. Все это были не просто составные части своих команд, а

неповторимые личности футбола.

Наш футбол пошел на спад, когда из чистой игры начал превращаться в предмет

междуведомственных, а иногда и международных интриг. В футболистах, лишь

отчасти по их собственной вине, стал появляться «страх проиграть», а страх проиграть

убивает волю к победе. (Забегая вперед, отмечу как положительное явление

исчезновение страха проиграть в международных матчах сейчас, но с горечью отмечу

привычку проигрывать, неумение отстреливаться до последнего патрона. Привычка

проигрывать так же морально разрушительна, как и страх проиграть.) Именно «страх

проиграть», внушаемый начальственным нажимом, и привел к тому, что наша сборная

в 1952 году проиграла на Олимпий-

360

к играх. Команда ЦДКА, составлявшая костяк

.....рпой, в наказание была распущена на два года, что

Нанесло страшный психологический удар по ногам нами му футболу. Московские

динамовцы, не чувствуя

ом подстегивающего горячего дыхания их постоянного противника, стали блекнуть.

Время шло, появлялись новые классные игроки, и они не могли не появиться, хотя

бы по закону больших чисел, в такой огромной и талантливой стране. Назову

спартаковцев: Игоря Нетто, видящего все поле сразу, несколько рационалистичного, но

зато многогранного и п технике и в тактике, Никиту Симоняна — изящного, мягкого, с

армянской вежливостью забивавшего самые невежливые голы, торпедовца Эдуарда

Стрельцова, о котором мы уже говорили выше, чьи изумительные задатки из-за

прискорбного перерыва не пропали, но, может быть, раскрылись далеко не полностью,

и, наконец, славу советского футбола, лучшего вратаря мира — московского динамовца

Льва Яшина, ставшего дирижером своей команды даже в ее воротах.

Но все же эти футболисты для меня лишь частично воплощали в себе черты

футбола послевоенных годов — футбола личностей. На смену пришел футбол механи-

стический, футбол «винтиков», лишь с отдельными драгоценными вкраплинами, как в

часовом механизме. Личностям стало трудно в футболе. Обратимся хотя бы К

спортивной биографии Михаила Месхи, уникального нападающего, владевшего всеми

существующими приемами обводки, беспрестанно озарявшего самую серую игру

неожиданными «предложениями», иногда не предугадываемыми партнерами. Его то и

дело упрекали в «передержке мяча», в злоупотреблении «индивидуальной игрой».

Финт попал в опалу: Месхи то ставили в сборную, то выводили из нее, не понимая, что

его отдельные неудачи происходили только оттого, что дру-Гие игроки были гораздо

ниже его по мыслительному и техническому уровню. Только, пожалуй, Метревели мог

играть с ним в паре. Вся эта нервотрепка морально | р жмировала Михаила Месхи, и он

рано сошел. В московском «Локомотиве» играл другой, уже совсем недооцененный

блестящий левый инсайд Николай Клыш, внешне и игровым почерком чуть