должен в своем деле обладать качествами универсального футболиста— уметь быть и

нападающим, и защитником, и вратарем, и даже собственным тренером. Не случайно

одна из первых книг Маяковского названа как ликующий возглас вратаря: «Взял!» И в

поэзии есть мастера акробатики, короли финта, иногда, впрочем, «зафинчиваю-щиеся»

до потери мяча, гении прорыва, бомбардиры, а также свои перекидщики, тянульщики

времени, симулянты, трусливые любители аутов. Ложная теория так называемой

«тихой поэзии», выдвинутая несколько лет назад в противовес поэзии гражданской,

поразительно

184

напоминала мне выдвигавшуюся против атакующего футбола теорию «футбола

защитного», которая так же безнадежно лопнула.

Футбольная школа мне пригодилась на новом поприще, и, может быть, в том, что

удалось мне сделать в поэзии, есть отблески духовного влияния моих тогдашних

футбольных героев. Признаюсь, что, несмотря на возраст, я до сих пор играю в футбол

с переделкинскими мальчишками. Одним из самых счастливых праздников в моей

жизни был день, когда на нашу полысевшую от спортивных сражений поляну приехали

по моему приглашению Хомич, Сальников, Понедельник и я наконец-то сыграл с ними

вместе. Когда Сальников подал мне через все поле блестящий навес, а я, находясь

спиной к воротам, не смог эластично принять мяч смягченной грудью, чтобы затем

развернуться и сыграть в гол, я чуть не заплакал от стыда, а футболь-НЫЙ мэтр

яростно закричал на меня, позабыв, что это всего-навсего игра на дачной поляне, а не в

Лужниках на Кубок Советского Союза. Зато я был на седьмом небе, когда Понедельник

с непозабытой ростовской удалью все-таки вколотил между двух рассохшихся

осиновых штанг мяч с моей подачи.

Кстати, там произошел один любопытный эпизод. Один из переделкинских парней

шпанистого типа, позволяющий себе в знак презрения к миру играть с папироской в

зубах, войдя в раж и позабыв, что перед ним ветеран отечественного футбола, ударил

ногой в живот Хомича, пытаясь выбить мяч из его исторических перчаток. Хомич на

мгновение согнулся от боли, а я с ужасом бросился к нему, думая: «Господи, не

хватало, чтобы с ним что-то случилось... Ведь ему за пятьдесят...» Однако «тигр»

выпрямился и, улыбнувшись, как будто ничего не произошло, выбил мяч в поле,

спокойно сказав напавшему на него балбесу: «Вынь чинарик изо рта!» Вот выдержка

настоящего спортсмена, которого, кстати, бивали и не такими ногами. Не знаю,

произошли ли в душе нашего переделкинского «рубанозы» какие-нибудь

действительно глубокие сдвиги, но свою «беломорину» он не просто выплюнул на

траву, но послушненько вынул и даже выкинул за пределы поля.

Хотя я разделяю заповедь «Не сотвори себе кумира», тем не менее не стыжусь того,

что у меня были фут

353

больные кумиры в детстве. Их сотворил не я, не реклама, а они сотворили себя сами

— сотворил наш отечественный спорт. Поэтому, прежде чем перейти к сегодняшним

проблемам нашего футбола, поговорим о его прошлом, ибо в прошлом всегда удается

найти тот волшебный ключик, который открывает самые сложные замки современных

проблем.

Я не буду говорить о селинско-канунниковском и о последовавшем затем

старостинско-якушинском периодах нашего футбола: это для меня история,

прочтенная, но не прочувствованная. Я хочу помянуть добрым словом первые

послевоенные годы, когда я влюбился в футбол.

После подвига киевских динамовцев, несмотря на угрозу смерти все-таки

выигравших матч у немецкой оккупационной команды, слово «футболист» было овея-

но героическим всенародным ореолом. До сих пор у меня в памяти напечатанный в

«Красном спорте» очерк о вратаре «Спартака» Жмелькове, который, будучи раз-

ведчиком на фронте, однажды совершил акробатический бросок на немецкого офицера,

чтобы взять его в качестве «языка». Люди чувствовали гражданскую гордость за наших

футболистов, во многих из них видя своих товарищей фронтовиков. Нелишне