что вы не задумывались о связи его поэзии с его судьбой, некоторые из Вас

предпочитают Смелякову банальные душещипательные вирши. А если вы уже любите

его стихи и без моих подсказок, любите их еще недостаточно по сравнению с его

талантом и судьбой. Зато мало кто добился такого безоговорочного признания в

поэтической профессиональной среде, как Смеляков. Одно обвинение нам, поэтам, —

при жизни Смелякова, да и сейчас, мы не сумели объяснить широкому читателю, за что

мы так беспредельно его любим. Судьба Смелякова в критике была парадоксальной.

Нападки на раннего Смелякова помогли его поэтической репутации в тридцатые годы.

А в последние годы жизни Смелякова малодаровитое, безудержное захваливание его

стихов критиками «заофициаливало» в глазах читателя его образ, разжижало интерес к

его поэзии. Читатели поэзии! Умейте чувствовать поэзию вне зависимости от нападок

и похвал. Ваше понимание — самый лучший памятник поэтам.

54

В

Меня — понимаете сами — чернильным пером не убить, двумя не прикончить

штыками и в три топора не свалить.

(Я. Смвлякоч)

Наследие Смелякова невелико, но огромно. Оно вмещает в себя целую эпоху — ее

патетическую, лирическую и трагедийную реальность. Гражданственность Смелякова

— это воплощенная реальность социализма его времени. В Смелякове — и вся сила его

времени, и все его болезни. Все, что случилось с его временем, случилось и с ним. «Ах,

комсомолия, мы почки твоих стволов, твоих ветвей...» Безыменского уже во второй

половине двадцатых годов не отвечало стремительно усложнявшемуся времени. Был

нужен новый поэт, и он появился, разломав худенькими, но крепкими плечами

устаревшие рамки тогдашней «комсомольской поэзии». В нем было что-то и от первых

комсомольских предтеч. «Я делаюсь бригадиром, а утром, сломав колено, стреляю в

районном тире в картонного Чембер-лена», — но в нем вместе с пафосом

бесповоротного энтузиазма жили вечные ностальгические темы смерти и бессмертия,

природы, любви. Разница между комсомольскими предтечами и Смеляковым не только

в таланте, но прежде всего в мироощущении. Впрочем, наверно, мироощущение и

талант — это одно и то же. Смеляков на протяжении всей своей жизни менялся, как и

эпоха. От залихватского состояния юности, «когда в отцовских сапогах шли по заставе

дети стали, все фикусы в своих горшках, как души грешников, дрожали», до состояния,

описанного в «Памятнике», целая пропасть. В Смелякове можно найти несколько

Смеля-ковых. Например, в стихотворении «Петр и Алексей» можно найти

нерасторжимый личностный дуализм поэта, чьи черты попеременно проступают то в

лице Петра, тов лице Алексея. Про стихи Смелякова можно сказать его собственными

словами: «По этим шпа-IIм вся Россия, как поезд, медленно прошла». Смеляков ранних

стихов был непримирим к быту. Поздний Смеляков, любил писать о прелести уюта.

Если бы ранний Смеляков писал об Аввакуме, он наверняка начал бы с

антирелигиозных разоблачений. Поздний Смеля-

101

ков написал: «Ведь он оставил русской речи и прямоту, и срамоту, язык мятежного

предтечи, светящийся, как угль во рту». Лучшие поздние стихи Смелякова никогда не

отрекались от молодости, но они были той концентрацией всего опыта эпохи, которая

немыслима без проверки молодости зрелостью.

Смелякову были одинаково чужды исторический нигилизм и историческое

приукрашивание, ибо и то и другое есть отступление от законов большой правды,

большой литературы. Меняясь вместе с эпохой, Смеляков в одном оставался прежним:

до самой смерти он мучительно воплощал в поэзии идеалы своей молодости. Одним из

этих идеалов было ощущение всей страны, всей ее истории как личной собственности

— ощущение социалистического первородства. Многие слова из песни Лебедева-

Кумача и Дунаевского «На просторах родины чудесной...», которую когда-то и я пел в