С любовью,

Эмили

Фо

Хватит притворяться стервой — на самом деле, в глубине души ты очень добрая и отзывчивая.

Береги свою семью, но не будь для них обузой. Я имею в виду Майки, конечно же. Если он захочет уехать — отпусти его. Он большой мальчик, он справится. К тому же, он обещал мне, что больше не будет выбрасывать таблетки.

Каждый триместр вам будет приходить небольшая коробка с лекарствами — это моя память вам. Не нужно меня благодарить за это, хватит того, что вы будете помнить обо мне.

Передай привет Патрику, я очень надеюсь, что у него все будет хорошо. Он веселый парень.

Передай Олли, что я буду очень скучать. Мне будет не хватать его детских забав.

Поблагодари своих родителей от меня за всё. Они были очень добры ко мне.

И спасибо тебе.

Затем я пишу последнее письмо, в которого надеюсь вложить всё чувства, что у меня только остались.

Время заканчивается, и меня нужно вновь подключать к аппаратам. Как говорил доктор Фитч, «безопасное время», пока на меня все ещё действуют лекарства, хоть я и отключена от капельницы.

Я раскладываю письма по конвертам и заклеиваю их клеем-карандашом, подписываю адресаты, а затем прошу сестру спрятать эти письма и не открывать их, пока я не умру. Кристи должна была раздать их сразу же после моей смерти, только с Майки я попросила повременить — пусть он получит моё письмо на похоронах.

Двадцать четыре пункта моего списка выполнены, и это прекрасно. Значит, я не зря прожила этот год с надеждой о том, что полностью его осуществлю.

Сорок семь

Новые дни рвут меня на части.

Я кричу, чуть ли не каждый раз как засыпаю, от того, что мне снится. А ещё я кричу от невыносимой головной боли, что словно бы скручивает меня и начинает отдирать от меня кусочек за кусочком. Доктор Фитч говорит, что это из-за внутричерепного давления.

Майки проводит со мной всё своё свободное время, а также остается на ночь. Моё тело ужасно холодное, да и я сама постоянно мерзну, поэтому парень согревает меня своим теплом. Я постоянно бужу его посреди ночи своими возгласами и стонами, а также я замечаю, что часто выкрикиваю, будто темнота поглощает меня, и я падаю. Держите меня, я падаю. И Майки держит. Даже несмотря ни на что, он остается со мной.

— Я умру, и ты меня забудешь, — проговариваю я.

— Нет, не забуду, — твердо произносит Майки.

— Забудешь, все всегда забывают.

— Нет, ты будешь жить в моём сердце всегда! И точка.

— Хорошо. Это радует. Пока меня будут помнить, я не умру. Пока людей помнят, они живут.

Темнота, и правда, поглощает меня. Она стирает мои воспоминания. Каждый раз я стараюсь ухватиться за конец, не дать ей съесть очередное мое воспоминание о семье, о парне или о подругах, но каждый раз я терплю поражение, и это прекрасное мгновение уходит.

— Мы с тобой ещё увидимся, — говорю я.

— А как я узнаю, что это ты? — спрашивает кучерявый мальчик.

— Узнаешь. Я буду той самой девушкой, которая пойдет и спросит, какую ты читаешь книгу, или с которой ты случайно столкнешься в столовой, или которую ты случайно приметишь в толпе и позже отыщешь её. Что бы с тобой ни случилось, я всё равно буду той самой девушкой.

Я всё путаю. Постоянно бурчу какой-то неразборчивый бред. Не могу воспринимать новые вещи, словно бы кто-то отключил эту функцию у меня в голове. Я теперь почти не узнаю лица, лишь голоса, оставшиеся у меня в памяти, помогают мне определить, что за человек стоит передо мной. И это меня пугает. Что если однажды я проснусь и не смогу вспомнить, кто я?

Как странно, что в этот момент, я неожиданно вспомнила слова одной песни. Я не могу открыть рот, чтобы пропеть её вслух, ведь я очень слаба, потому я представляю, что пою, у себя в голове, и это кажется весьма забавным.

Вся прелесть в том, что мы обречены и каждый миг для нас всегда последний.*

Иногда, когда у меня нет сил, чтобы открыть глаза, то я просто лежу и слушаю то, о чем говорят окружающие, что они делают. Звук Майки — это постоянный треск фольги, которую он складывает снова и снова. У Лондон — это её звонкий голос, похожий на щебетанье птиц. У папы — это его глубокие вздохи и тяжелые шаги. От мамы всегда приятно пахнет чем-то вкусненьким. Когда приходит Кристи, то слышится шелест страниц книг. При Джеральде включается телевизор. А при Фелиции, Патрике и Олли всегда шумно.