Рана в боку, действительно, была лишь царапиной, но пинок Рика разбередил еще и старую, почти зажившую дырку. Все тело жутко болело. От виски Оуэна, найденного под столом и вылитого частично внутрь, частично на раны, боль только усилилась. Морган, конечно, верил в то, что промывание ран - полезное дело, но счел, что спирт тоже не повредит. Когда боль немного поутихла, стрелок завалился спать. Разбудил его Райли. Он сменил холодный компресс, и сообщил, что уже нанял фургон и должен отъезжать через час, поэтому пришел попрощаться и еще раз сказать "спасибо". Морган пожал ему руку, что-то пробормотал в ответ и снова уснул, а проснувшись во второй раз, опять поменял холодное полотенце и поставил кофе. И вот сейчас, потягивая обжигающий ароматный напиток, он раздумывал над тем, каков был исход схватки; крики и выстрелы еще долго доносились до них после того, как они укрылись в здании редакции. Окинув глазами в беспорядке разбросанные по всей комнате листовки, Морган поставил кружку с кофе на стол. Его злость на Оуэна куда-то исчезла, осталась только бесконечно давящая на плечи усталость. Достав из кармана смятое письмо, он медленно развернул его. "Должен уничтожить..." бросились ему в глаза последние слова. Однако Оуэн почему-то не сделал этого. Морган медленно смял листок в ладонях и бросил в железное ведро для ненужных бумаг. "Какого черта...
– подумал стрелок, и прежняя горечь начала отравлять его душу.
– Кого это заинтересует теперь".

Он чиркнул спичкой о край стола и долго смотрел на прозрачный лепесток пламени, готовый пожрать его прошлое... Как бы он хотел, чтобы этот огонь сожрал и его проклятую память.

– Все это быльем поросло...
– негромко сказал он и, уронив спичку в ведро, отвернулся от вспыхнувшего как факел мусора.

Его, наверное, даже не помнят теперь в Канзасе... После того, как Дэвид Атчинсон и пять тысяч его головорезов пересекли границу, там было пролито так много крови, что о довоенном убийстве все и думать забыли. "... И совсем не надо, чтобы какой-нибудь ублюдок откапал эту грязь однажды и замазал ею имя человека, совравшего... Нет, просто промолчавшего всего один раз и весь остаток жизни раскаивавшегося." Это письмо имело значение тогда, а сейчас - уже нет. Большинство участников, прямых или косвенных, этой драмы давно мертвы. Морган слышал, что ее отец, единственный человек, пред которым хотелось неопровержимо доказать свою невиновность, был случайно застрелен партизанами Квантрелла, когда они громили Лоуренс: он шел по улице, когда на нее ворвались вооруженные всадники, и поспешил отступить в переулок, но срикошетившая пуля оказалась быстрей. "Возможно, я вообще остался один..." Судьба щедра на такие парадоксы.

И Морган невольно задал себе вопрос: а могли ли Атчинсон и Стюарт, да и другие сенаторы и конгрессмены предвидеть это побоище и четыре года боли, разрушения и смерти для всего Восточного побережья, которыми оно обернется, когда практиковались в изящной словесности, обмениваясь своими колкими репликами или ударами трости? Он помотал головой. "Не думай об этом, иначе сойдешь с ума... Наверное, это зачем-то было нужно... Наверное, нашлись бы другие, если бы эти два джентльмена прикусили свои языки..." "А может, и не нашлись бы, - поднялся второй голос из глубин его истерзанной памяти.
– Все было бы другим... Страна была бы другой... Я..." Он стиснул пальцами раскалывающуюся от боли голову, потом судорожно допил обжигающий кофе; горячий напиток, соприкоснувшись с нёбом, вернул ощущение реальности только отчасти, но Морган Джуннайт довольный тем, что все сомнения и призраки хоть ненадолго отступили, слившись с мраком в углах, поставил пустую кружку на край стола. "...А ты был бы мертв", - закончил его рожденную бредом мысль голос разума. Стрелок стащил с головы нагревшуюся тряпку и отшвырнул в угол: "Все равно не помогает". Пламя медленно увядало в ведре для мусора, истощив все ресурсы своего существования; в бегущих по стенам тенях, отвоевывающих все больше пространства, Моргану чудились сцены сражений, которые он пропустил. Он поймал себя на мысли, что не желает, чтобы призраки исчезли окончательно, потому что остался бы совершенно один, без этой иллюзорной компании и тогда... Все дело, понял Джуннайт, было в тревоге, поселившийся этой ночью внутри, в каком-то смутном предчувствии, которое он не мог определить.

Морган взял со стола газету, и смял ее в ладонях; этого никому теперь не нужного добра в редакции было полно. "Странно, - подумал стрелок, - что Джек никогда меня не тревожил, его никогда нет в видениях, а ведь я виноват и в его смерти тоже..."

Чуть развернувшись, он кинул бумагу в ведро, подкормив благодарно вспыхнувший огонь, и задел рукавом пустую кружку на краю стола; этого оказалось достаточно: стрелок глядел, как она медленно развернулась, как бесконечно долго летит вниз, как стукнулась о доски пола, отскочила и покатилась, подпрыгивая.

Холодный воздух коснулся его щеки, и Морган, схватив револьвер, обернулся к двери, так и не услышав, как она открылась, но инстинктивно дернув курок. Обернулся и провел рукой по глазам, не веря себе. В дверях стоял Чет.

– Как?...
– спросил стрелок, опуская оружие; он успел привыкнуть к призракам и теперь не мог определить, к какому миру принадлежит Чет, потом вспомнил, как хоронил его в пещере.

Их дыхание застывало в воздухе. Чет медленно закрыл дверь, подошел к столу и сел напротив, не ожидая приглашения. Его лицо в тусклом свете казалось землисто-серым.

– Ты...
– сказал Морган.
– Почему? Я ожидал другого.

Он не понимал, почему не явился Джек, перед которым он был действительно виноват, которого не удержал, потому что думал только о себе и хотел спать, хотя должен был... Почему появился тот, кого Джуннайт похоронил, как положено, которого не мог спасти?...

В глазах Чета сверкнуло непонимание и легкое беспокойство, но сразу исчезло. Или это только почудилось Моргану?

– Почему ты не помог мне?
– спросил призрак, его голос звучал глухо, как и положено.

– Я не мог...
– Морган вздрогнул и плотнее закутался в куртку, его начал бить озноб, несмотря на то, что в помещении было довольно тепло.
– Я даже не видел, как тебя подстрелили.

Чет взял дробовик и разломил его пополам, разглядывая патроны. Морган не глядел на него, боялся смотреть, стрелок не отрывал глаз от одной точки - пламени, резвящегося в корзине для мусора, ему было все равно, пусть даже ночной гость приставит этот обрез к его виску и спустит курок...

– Мой револьвер, - сказал Чет, отставив дробовик.

Морган бросил оружие, которое все еще сжимал в руке на стол, и призрак, подобрав его, засунул за пояс, после чего поднялся и отошел к печатному прессу.

"Он взял револьвер и теперь уйдет...
– думал Морган, его глаза начали слипаться.
– А Джек так и не пришел... Единственный человек, у которого я должен просить прощения".

– Ни с места, Джуннайт.

Голос застал его врасплох, и он стремительно обернулся, почти ослепший теперь оттого, что глядел в огонь; перед его глазами теперь лишь цветные круги, а рука вновь и вновь проводит по бедру, где должен был быть его ремингтон, по глупости повешенный в кобуре на пресс и забытый там. Мгновенно пожалев о своей ошибке, стрелок упал на пол, рывком перекатился, ожидая пули, схватив прислоненный к стене дробовик Оуэна, направил дуло в сторону Чета и нажал оба курка, зажмурившись, в ожидании отдачи. Ничего не произошло. Только два щелчка. Отбросив явно бесполезное оружие, Морган открыл глаза и рванулся к своему ремингтону, превозмогая разрывающую бок и грудь боль, все еще недоумевая, почему в него не стреляют, но замер внезапно, прижавшись к стене спиной, услышав ехидный смех призрака.