Шрифт:
Ася скрывала от окружающих новое увлечение. Небось раскритикуют, скажут, что писателю виднее -- или, хуже того, начнут дразниться. Привыкшая считаться сорванцом, девочка очень боялась выказать слабость.
Тем более, вскоре ситуация ухудшилось. Внутренний голос не ограничился книгами. Время от времени в самый неподходящий момент он начинал активно комментировать и даже корректировать реальные события, да так убедительно, что Ася в глубине души почти ему верила -- хотя прекрасно понимала, что со стороны это выглядело бы нелепо. А быть нелепой в глазах окружающих ей не хотелось.
Слава богу, даже сейчас, когда она расслабилась, Арсений ни о чем не догадался. Не обращая внимания на сестру, он зашагал прочь с вокзала. Ася побежала следом. Ох, не нравилась ей безудержная улыбка брата, делающая лицо глуповатым. Не думает ли он о Саломее?
Глава вторая,
где читатель знакомится с красавицей, отмеченной печатью смерти
Увы, догадка подтвердилась: Арсений направился к хорошо знакомому Асе дому. Под его окнами он простаивал порой часами – а замерзшая сестра с тоской наблюдала из-за угла.
Нынче он, не колеблясь, зашел в парадное, небрежно бросив швейцару: «Я к Саломее Гольдберг». Ася, не будь дурочкой, прошмыгнула следом. Ей страстно хотелось увидеть, наконец, коварную соблазнительницу. Внешность Саломеи называют эксцентрической. Интересно, это как? Явно что-то необычное.
Дверь квартиры распахнулась – и девочка, хоть и ожидала всякого, громко ойкнула.
На пороге стояла женщина в изумительном бальном платье – нежно-палевом, с пышной юбкой и сильно декольтированными плечами. Подобное само по себе странно в первой половине дня – но в довершении абсурда сверху на этом великолепии красовался полосатый фартук, какие носят горничные. Да уж, эксцентричности у дамочки не отнимешь!
С трудом оторвав взгляд от наряда, Ася взглянула Саломее в лицо. Симпатичная – аккуратный носик, пухлые губки, серые глазки. Однако чего-то главного не хватает. Посредственность она, хоть и пыжится!
Это радовало. Вряд ли увлечение брата продлится долго – посредственностей тот презирает.
Между тем, Арсений с удивлением произнес:
– - Лиза, милая, что за маскарад?
Девушка тоненько захихикала, и Ася поняла: их впустила не Саломея, а ее камеристка. Ничего себе, платье у служанки! Каково же тогда у госпожи?
– - Очередная Саломеина прихоть, -- ответил из глубины квартиры надтреснутый мужской голос. – Заходите, гости дорогие, не топчитесь в дверях.
Лиза поспешно провела брата в сестрой в гостиную – просторную, затененную золотистыми шторами, броско декорированную в стиле модерн. На ее элегантном фоне старик, сидящий в кресле, казался существом из другой эпохи. Лицо его было испещрено морщинами, седая борода и кустистые брови придавали лицу суровый вид – однако маленькие, глубоко посаженные глазки весело блестели. Фигура сгорбленная, но крепкая, в левой руке тяжелая палка красного дерева. Ермолка, глухой черный сюртук и характерные интонации сразу изобличали еврея. Отец Саломеи? Хотя нет, она сирота.
– - Это не прихоть, дядюшка, -- промурлыкала молодая дама, неслышно и плавно, словно привидение, вплывая в комнату.
Она и внешностью походила на привидение. Высокая, неправдоподобно тонкая, с бледным узким лицом, пересеченным угольными линиями бровей и вызывающе алой лентой рта. Сперва Ася шарахнулась: ну и урод! Потом уставилась: что-то в ней есть. И, наконец, принялась жадно изучать изогнутый силуэт, обтянутый переливчатым серебристым шелком, странную несимметричную прическу и пальцы с длинными хищными ногтями.
Окончательно потеряв голову, он все крепче сжимал руки на ее шее. Прекрасное тело в последний раз затрепетало – и затихло. Мертва, мертва навеки! Что же он наделал? Ведь он любил ее сильнее жизни. Он любил, а она лишь насмехалась над ним, и сердце его не выдержало.
Ася поспешно ущипнула себя за бок, чтобы очнуться. Не хватало напророчествовать, будто Арсений задушит Саломею! Пусть на ней и лежит печать смерти, брат – не убийца.
Между тем хозяйка квартиры, не подозревая о странных фантазиях гостьи, оглядела смущенную Лизу.
– - Вчера княгиня Долли имела глупость заявить, что ее платье роскошнее моего. Я объяснила, что в наше время старомодной роскошью увлекаются одни лишь горничные. Она не поверила. Теперь, надеюсь, все могут убедиться: повседневный наряд моей камеристки отличается от бального платья княгини только фартуком.
– - Допрыгаешься ты рано или поздно, -- беззлобно заверил старик. – Ох, и любишь с огнем играть! Словно не нашей крови, а подменыш какой. Нам-то осторожность дана с рождения.
«Вот! – подумала Ася, слегка смущенная кровожадностью своего недавнего видения. – Это не я выдумала -- он тоже чувствует, что Саломею убьют. Интересно, кто и когда?»