– - Павел, -- не в силах сопротивляться напору, выдавил темненький студент.

– - Как вы познакомились с Арсением?

– - Его обманула девушка... Саломея Гольдберг...

– - Саломея коварна! – неожиданно завопил Арсений. – Саломея – змея! Саломею убью я! Это сделаю я!

– - Замолчи, -- прошипел Красилов.

Однако юноша вновь с упоением продекламировал:

– - Саломея коварна, Саломея – змея,

Саломею убью я, это сделаю я.

Безумец сам себе подписывает приговор, признаваясь в преступлении!

– - Убьете? – равнодушно уточнил Коцебу. – Когда?

– - На их свадьбе, -- твердо пообещал Кузнецов, фальшиво и тоненько пропев: – Утонешь ты, дева, в день свадьбы своей! И друзья меня поддержат! Павел, ты меня поддержишь?

Павел споткнулся, но адвокат успел его подхватить.

– - Во сколько Арсений присоединился к вашей компании, Павел?

– - Ночью.

– - А точнее?

– - Сразу после трех... возможно, полчетвертого.

Арсений сделал размашистый жест, еле устояв при этом на ногах.

– - Покинув вас, бездушных богатеев, я тут же отправился в народ, где встретил друзей по духу! Они поддержали меня и поняли! Мы вместе прокляли злодейку-Саломею! Пусть ей будет стыдно!

Лишь тут до Евгения дошло.

– - Так вы еще не знаете о смерти? – вырвалось у него.

Несчастный юноша, какой удар ему предстоит!

– - Смерти?

Арсений застыл, подобно соляному столпу.

Больно ткнув Красилова в бок, Коцебу проникновенным тоном известил:

– - Граф Лев Николаевич Толстой скончался сегодня утром в шесть часов пять минут.

Припав к дереву у обочины, Павел зарыдал так отчаянно, словно мир вокруг него в одночасье рухнул.

– - Ох... – тихо и наконец-то осмысленно произнес Арсений. – А я надеялся, что он вечен... честное слово, надеялся...

– - В сторону, быстро! – скомандовал Коцебу, резко толкнув беднягу.

Евгений, не нуждаясь в подобной фамильярности, выполнил команду самостоятельно, и вовремя -- по дороге мчался автомобиль. Проскочив мимо совсем немного, он остановился. Оттуда вывалился невысокий рыжий человек и ринулся прямиком к компании.

– - Доброе утро, Петр Федорович, -- любезно поздоровался адвокат. – Не волнуйтесь, все не так страшно. Асе лучше – кризис болезни миновал. А Арсения можно понять – он тяжело переживает смерть любимого писателя. Скоро протрезвеет и опомнится.

– - Ася... еще и Ася больна? – незнакомец (хотя почему незнакомец? Петр Федорович Кузнецов) аж изменился в лице. – У нее с детства гнойные ангины. Вчера горло воспалилось, мы ее даже в гимназию не пустили. Она сейчас в лихорадке?

– - Это я вам телеграфировал, -- явно недоумевая, объяснил Александр. – Лихорадки почти нет.

– - Телеграфировали? Когда? Я ничего не получал.

– - Ровно в три сорок пять утра.

Кузнецов махнул рукой.

– - В это время я уже давно был в дороге.

Лицо адвоката прояснилось.

– - Так вы выехали не из-за телеграммы? А я удивлялся скорости, с которой вы добрались. Сейчас начало десятого... пять часов от Москвы до Астапова – это был бы рекорд.

Беседуя, парочка ловко вела к автомобилю – Петр Федорович сына, а Александр Павла. Евгений, пошатываясь от усталости, брел следом.

– - Я выехал вечером, -- рассказывал Кузнецов. – Дети пропали, жена места не находит от беспокойства. Да и я нервничаю... наверняка, не послушав меня, рванули-таки в Астапово. Денег у них считай нет, мозгов тоже, зато горячности с лихвой. А тут сейчас опасно, на горячую голову лучше не лезть! Жандармы, черносотенцы, либералы... каждой твари по паре, а в целом взрывчатая смесь. Хорошо, у Арсения есть здравомыслящие друзья, готовые вытащить его из переделки. Спасибо вам за заботу о моем остолопе.

– - Я ведь даже не представился, -- заметил Александр, изящным жестом впихивая Павла на заднее сидение. – Александр Александрович Коцебу, адвокат из Петербурга. А это мой друг и преподаватель Арсения, Евгений Павлович Красилов.

– - Хорошо житье было в штабу,

Когда начальником был Коцебу,– - неожиданно процитировал новый знакомец.
– - Козьма Прутков не про вашего ли предка писал?

– - Наверняка, -- улыбнулся адвокат, и Евгений заметил, что тот искренне польщен. – Все Коцебу, живущие в России, в той или иной степени родня. Как же вы рискнули ехать на автомобиле ночью, Петр Федорович? Осень, бездорожье...