Ребенок без способностей

Аннотация

Рассказ покойного классика современной американской литературы Курта Воннегута “Ребенок без способностей” в переводе Олега Попова, кандидата физико-математических наук, переводчика с английского и немецкого языков. Может быть, рассказ и о том, что способности бывают самыми неожиданными, и пробивная способность - из их числа.

Курт Воннегут Ребенок без способностей Рассказ Перевод с английского Олега Попова СТОЯЛА осень, и листья деревьев перед Линкольн-ской школой приобретали тот же ржавый оттенок, что и кирпичные стены в репетиционном зале. Джордж М. Гельмгольц, заведующий музыкальной частью и дирижер оркестра, был окружен складными стульями и футлярами от инструментов, и на каждом стуле сидел очень молодой человек в нервной готовности подуть во что-нибудь или, в случае ударных, стукнуть по чему-нибудь в тот момент, когда мистер Гельмгольц опустит свою белую палочку. Мистер Гельмгольц, сорокалетний мужчина, веривший, что его большой живот - знак здоровья, силы и достоинства, блаженно улыбался, словно сейчас должны были раздаться самые изысканные звуки, какие когда-либо слышал человек. Палочка опустилась. - Турууу! - вступили большие сузафоны. - Туру! Туру! - отозвались валторны, и начался натужный, пронзительный, скулящий вальс. Выражение на лице мистера Гельмгольца не изменилось, когда медные сбились с ритма, а у деревянных духовых сдали нервы, и они притихли, чтобы не было слышно их ошибок, в то время как секция ударных звучала, как Геттисбергская битва. Reprinted by arrangement with G. P. Putnam's Sons, a member of Penguin Group (USA) Inc., from "Bagombo Snuff Box" - А-а-а-а-та-та, а-а-а-а-а-а, та-та-та-та! - громким тенором пропел мистер Гельмгольц партию первого корнета, когда корнетист, раскрасневшийся и потный, сдался и съежился на своем стуле, опустив инструмент на колени. - Саксофоны, я вас не слышу, - крикнул мистер Гельм-гольц. - Хорошо! Это был третий состав, и для третьего состава он играл неплохо. На пятом занятии в году лучшего ожидать было нельзя. Большинство юнцов только начинали играть в оркестре, в ближайшие годы они приобретут достаточное мастерство, чтобы переместиться во второй состав, который репетировал часом позже. И в конце концов лучшие из них займут места в оркестре "Десять в квадрате" Линкольнской школы, которым по праву гордился город. Футбольная команда проигрывала половину игр, а баскетбольная - две трети, но оркестр за те десять лет, которые мистер Гельмгольц им руководил, никому не уступал вплоть до прошлого июня. Оркестр первым в штате стал размахивать флагами на марше, первым стал исполнять не только инструментальные, но и хоровые номера, первым начал широко применять "тройную атаку", первым научился маршировать так, что дух захватывало, первым вставил фонарь в свой бас-барабан. Линкольнская школа вручала свитера с эмблемой участникам первого состава оркестра, их обладателей глубоко уважали, и не зря. "Десять в квадрате" побеждал в каждом состязании школьных оркестров штата десять лет - до прошлого июня. Пока участники третьего состава один за другим выпадали из вальса, как будто из вентиляции шел иприт, мистер Гельмгольц продолжал улыбаться и махать палочкой выжившим, в душе скорбя по поводу поражения, которое его оркестр потерпел в июне: тогда Джонстаунская школа применила секретное оружие - бас-барабан диаметром семь футов. У судей, которые были не музыкантами, а политиками, слух и взгляд были прикованы только к этому восьмому чуду света, и теперь мистер Гельмгольц не мог думать ни о чем другом. Но школьный бюджет и так был истощен расходами на оркестр. Когда школьный совет выдал мистеру Гельмгольцу последнее целевое ассигнование, которое он так отчаянно выпрашивал - деньги на украшение плюмажей на шляпах оркестрантов мигающими лампочками с батарейками для ночных выступлений, - совет заставил его поклясться, как горького пьяницу, что, да поможет ему Бог, это было в последний раз. Теперь играли только кларнет и малый барабан - громко, гордо, уверенно и совершенно неправильно. Мистер Гельмгольц, оставив сладкие грезы о барабане крупнее того, который нанес ему поражение, добил агонизирующий вальс, стукнув палочкой по пюпитру. "Славненько, славненько", - весело сказал он и поздравил кивком тех, кто продержался до победного конца. Уолтер Пламмер, кларнетист, важно поклонился, как солист на концерте симфонического оркестра в ответ на овации. Он был невысок, но с широкой натренированной грудью: все летние каникулы он проводил в глубине бассейна и мог тянуть ноту дольше, чем кто угодно в первом составе; но это было единственное, что он мог. Пламмер приоткрыл усталые, покрасневшие губы, показав два крупных передних зуба, которые делали его похожим на белку, поправил мундштук кларнета, размял пальцы и стал ждать следующего испытания. Это третий год Пламмера в третьем составе, подумал мистер Гельмгольц со смешанным чувством жалости и страха. Ничто не могло поколебать решимость Пламмера заработать право на одну из священных эмблем первого состава, таких далеких, ужасно далеких. Мистер Гельмгольц пытался объяснить Пламмеру, что он неправильно выбрал себе цель, и порекомендовать найти для своей энергии и прекрасных легких другое применение, где высота звука будет не важна. Но Пламмер был влюблен - и предметом его обожания была не музыка, а свитера с эмблемой. Ему прямо-таки бизон на ухо наступил, и он не замечал в своей игре никаких изъянов, не сомневался в своих способностях. - Помните, - сказал мистер Гельмгольц третьему составу, - пятница - день конкурсов, так что соберитесь с силами. Сейчас вы сидите в произвольном порядке. На конкурсе вам нужно будет показать, какого стула в оркестре вы заслуживаете. Он уклонился от прищуренного уверенного взгляда Пламмера, который сел на место первого кларнетиста, не сверяясь с планом, висящим на доске объявлений. Конкурсы устраивались раз в две недели, и в этот день любой участник оркестра мог вызвать на состязание любого другого, а судьей был мистер Гельмгольц. Пламмер поднял руку и щелкнул пальцами. - Да, Пламмер? - сказал мистер Гельмгольц. Он начал бояться конкурсов из-за Пламмера: день конкурса уже стал для него днем Пламмера. Пламмер никогда не состязался ни с кем из третьего или даже второго состава, но штурмовал са- мую вершину, вступая в соревнование - что, к сожалению, позволялось каждому - только с музыкантами первого состава. Первый состав зря тратил время, это само по себе было неприятно, но гораздо больнее мистеру Гельмголыду было видеть ошеломленное недоверие на лице Пламмера, когда мистер Гельмгольц объявлял, что он не победил того, с кем состязался. - Мистер Гельмгольц, - сказал Пламмер, - я хотел бы прийти в эту пятницу на первый состав. - Хорошо, если чувствуешь в себе силы. Пламмер всегда их чувствовал, и было бы гораздо удивительнее, если бы Пламмер заявил, что не придет на занятия первого состава. - Я хотел бы состязаться с Флэймером. Шуршание нот и щелкание застежек на футлярах прекратилось. Флэймер был первым кларнетистом первого состава, гением, с которым не дерзали состязаться даже музыканты из первого состава. Мистер Гельмгольц прокашлялся: - Я восхищен силой твоего духа, Пламмер, но не слишком ли это высокая планка для первого состязания в году? Может быть, тебе начать, скажем, с Эда Делани? Делани занимал последний стул во втором составе. - Вы не поняли, - сказал Пламмер. - У меня новый кларнет. - Гм? А, вот как. Пламмер погладил атласно-черный бочонок инструмента, как будто это был меч короля Артура, наделяющий своего владельца волшебной силой. - Он не хуже, чем у Флэймера, - сказал Пламмер. - Даже лучше. В его голосе звучало предостережение: мистеру Гельм-гольцу следовало понять, что время дискриминации закончилось и что никто в своем уме не осмелился бы сдерживать человека с таким инструментом. - Хм, - сказал мистер Гельмгольц. - Что ж, посмотрим, посмотрим. После занятий он столкнулся с Пламмером в коридоре, полном народу. Пламмер что-то сердито говорил удивленному оркестранту-новичку. - Знаешь, почему оркестр проиграл Джонстаунской школе в июне? - спросил Пламмер, по-видимому, не замечая, что m спиной у него стоит мистер Гельмгольц. - Потому что перестали учитывать заслуги музыкантов. Увидишь, что будет в пятницу. Мистер Джордж М. Гельмгольц жил в мире музыки, и даже волны мигрени накатывали в музыкальном ритме, как гортанный гул бас-барабана диаметром семь футов. Близился вечер первого дня конкурсов нового учебного года. Мистер Гельмгольц сидел у себя в гостиной, прикрыв глаза и ожидая другого звука - шлепка вечерней газеты, которую Уолтер Пламмер, разносчик, швырял в обшитую досками стену дома. Когда мистер Гельмгольц подумал, что предпочел бы отказаться от газеты в день конкурса, потому что вместе с ней приходил и Пламмер, газета с шумом упала на крыльцо. - Пламмер! - крикнул он. - Да, сэр? - сказал Пламмер с тротуара. Мистер Гельмгольц прошаркал к двери в своих мягких шлепанцах. - Прошу тебя, мальчик мой, - сказал он, - давай будем друзьями. - Конечно, почему бы нет? - сказал Пламмер. - Оставим прошлое в прошлом, как я всегда говорю. - Он напряженно попытался изобразить приветливую улыбку. - Все вода унесла. Уже прошло два часа с тех пор, как вы всадили в меня нож. Мистер Гельмгольц вздохнул. - У тебя есть минутка? Нам пора поговорить, мой мальчик. Пламмер спрятал свои газеты в кустах и вошел. Мистер Гельмгольц жестом пригласил его сесть на самый удобный стул в комнате, тот, на котором только что сидел сам. Пламмер предпочел присесть на краешек жесткого стула с прямой спинкой. - Мой мальчик, - сказал капельмейстер, - Бог создал людей разными: одни могут быстро бегать, другие - писать замечательные рассказы, кто-то умеет рисовать картины, кто-то может продать что угодно, а некоторые могут сочинять прекрасную музыку. Но Он не создал никого, у кого бы все хорошо получалось. В процессе взросления есть этап, когда мы узнаем, что у нас хорошо получается, а что нет. - Он потрепал Пламмера по плечу. - Последний этап - выяснение, что у нас не получается, - самый болезненный. Но каждый должен через это пройти, а затем отправиться на поиски своего подлинного я. Голова Пламмера все ниже и ниже опускалась на грудь, и мистер Гельмгольц поспешил обратить его внимание на свет в конце тоннеля: - Например, Флэймер никогда бы не справился с таким делом, как доставка газет, учет и поиск новых клиентов. У не- го не так голова устроена, и он не смог бы этим заниматься, даже если бы от этого зависела его жизнь. - Вы правы, - сказал Пламмер с неожиданной живостью. - Только очень однобокий человек достигает успехов в одной области, как Флэймер. Я думаю, лучше развиваться равномерно. Конечно, Флэймер переиграл меня сегодня по всем статьям, но я не хочу, чтобы вы думали, будто я обиделся на это. Меня другое достает. - Молодец, ведешь себя как взрослый, - сказал мистер Гельмгольц, - однако я хотел указать тебе на то, что у нас у всех есть слабости, и… Пламмер замахал на него руками: - Не надо мне объяснять, мистер Гельмгольц. У вас столько работы, было бы чудом, если бы вы все делали правильно. - Подожди, Пламмер! - сказал мистер Гельмгольц. - Я только прошу, чтобы вы взглянули на это с моей точки зрения, - сказал Пламмер. - После того как я вернулся с состязания с первым составом, после того как я всю душу вложил в игру, вы натравили на меня эту мелочь из третьего состава. Мы с вами знали, что я полностью выложился, а им мы просто даем поиграть в конкурс. Но вы им об этом сказали? Нет, черт побери, не сказали, мистер Гельмгольц, и вся эта мелочь считает, будто они играют лучше меня. Вот что меня мучит! Они думают, я на самом деле занял последнее место в третьем составе. - Пламмер, - сказал мистер Гельмгольц. - Я пытался объяснить тебе кое-что как можно мягче, но единственный способ донести это до тебя - сказать прямо. - Валяйте, давите критику, - сказал Пламмер, вставая. - Давить? - Давите, - сказал Пламмер твердо. Он направился к двери. - Наверно, этими разговорами я начисто лишаю себя шансов попасть в первый состав, мистер Гельмгольц, но, честно говоря, именно из-за таких происшествий, как сегодня, оркестр проиграл в июне. - Он проиграл из-за семифутового бас-барабана! - Добудьте такой для Линкольнской школы, и посмотрим, что у вас тогда получится. - Я готов за него руку отдать! - сказал мистер Гельмгольц, мгновенно отвлекаясь на свою заветную мечту. Пламмер остановился на пороге. - Такой, как у Рыцарей Кандагара на парадах? - Вот-вот! - мистер Гельмгольц вообразил огромный барабан Рыцарей Кандагара, достопримечательность каждого местного парада. Он попытался представить себе этот бара- бан с нарисованной на нем черной пантерой Линкольнской школы. - Так точно, сэр! - Когда капельмейстер вернулся на землю, Пламмер уже оседлал свой велосипед. Мистер Гельмгольц закричал Пламмеру вслед, чтобы вернуть его и прямо сказать, что у него нет ни малейшего шанса выбраться когда-нибудь из третьего состава, что ему никогда не понять, что цель оркестра - не просто издавать звуки, а издавать их особым образом. Но Пламмера и след простыл. Почувствовав облегчение - теперь можно было расслабиться до следующего конкурса, - мистер Гельмгольц сел на стул, чтобы насладиться своей газетой, и прочитал, что казначей Рыцарей Кандагара, уважаемый гражданин, скрылся с фондами организации, оставив неоплаченными счета Рыцарей за последние полтора года. "Мы расплатимся со всеми сполна, даже если придется продать все, кроме Священного Жезла", - сказал Высочайший Камергер Внутреннего Храма. Мистер Гельмгольц не знал никого из замешанных в этом деле и, зевнув, перешел к страничке юмора. Потом вдруг ахнул и вернулся к первой странице. Нашел номер в телефонной книге и позвонил. "Пи- пи-пи-пи", -раздался у него в ухе сигнал "занято". Он положил трубку. Сотни людей, подумал он, пытаются дозвониться до Высочайшего Камергера Внутреннего Храма Рыцарей Кандагара. И с мольбой посмотрел на свой облупившийся потолок. Чтоб только никто из них, молился он, не претендовал на бас-барабан - такой большой, что его надо возить на тележке. Он набирал номер снова и снова, и все время было занято. Он вышел на крыльцо, чтобы немного ослабить нараставшее напряжение. Я буду единственным претендентом на бас-барабан, сказал он себе, и смогу диктовать цену. Господи! Если предложить пятьдесят долларов, барабан наверняка достанет-ся мне! Я потрачу свои деньги, а школа расплатится со мной через три года, когда будет полностью уплачено за плюмажи с фонариками. Он смеялся, как Санта-Клаус в супермаркете, пока его взгляд не опустился с небес на газон и он увидел не доставленные Пламмером газеты у себя в кустах. Он вошел в дом и снова позвонил Высочайшему Камергеру-с тем же результатом. Затем он позвонил Пламмеру домой, чтобы сказать, где тот оставил свои газеты. Но там тоже было занято. Он звонил по очереди Пламмеру и Высочайшему Камергеру пятнадцать минут, пока ему не ответили. - Да? - сказала миссис Пламмер. - Это мистер Гельмгольц, миссис Пламмер. Уолтер дома? - Минуту назад был дома и куда-то звонил, а потом его как ветром сдуло. - Искать свои газеты? Он оставил их у меня под таволгой. - Оставил под таволгой? Господи, понятия не имею, куда он отправился. Про свои газеты он ничего не сказал, но, кажется, что-то говорил о продаже кларнета. - Она вздохнула, а затем рассмеялась. - Дети, начав зарабатывать, становятся ужасно независимыми. Он никогда мне ни о чем не говорит. - Ну что ж, передайте ему: я думаю, это к лучшему, что он решил продать свой кларнет. И скажите ему, где он оставил газеты. Вот уж неожиданно приятная новость: у Пламмера наконец-то открылись глаза на его музыкальные способности! Затем капельмейстер позвонил Высочайшему Камергеру, рассчитывая на дальнейшие хорошие новости. На этот раз он дозвонился, но был разочарован, услышав, что тот только что отправился куда-то по делам ложи. Многие годы мистеру Гельмгольцу удавалось улыбаться и сохранять спокойствие на занятиях третьего состава. Но на следующий день после бесплодных попыток выяснить что-нибудь про бас-барабан Рыцарей Кандагара его броня была сломлена и ядовитая музыка проникала в самую душу. - Нет, нет, нет! - закричал он с болью. И швырнул свою белую палочку в кирпичную стену. Упругая палочка отскочила от кирпичей и упала на пустой складной стул в конце секции кларнетов - пустой стул Пламмера. Когда мистер Гельмгольц поднимал палочку, его неожиданно растрогала символичность этого пустого стула. Он понял, что никому другому, сколь бы бесталанным тот ни был, последнее место в оркестре не подходит лучше, чем Пламме-ру. Обернувшись, мистер Гельмгольц увидел, что многие из оркестрантов тоже рассматривают стул, будто чувствуют, как необъяснимым образом исчезло нечто великое и жизнь от этого станет гораздо скучнее. Наступила десятиминутная перемена между занятиями третьего и второго составов. Мистер Гельмгольц поспешил в свой кабинет и снова попытался связаться с Высочайшим Камергером Рыцарей Кандагара. Неудача! - Одному Богу известно, куда он теперь отправился, - сказали мистеру Гельмгольцу. - На секунду вернулся, но сразу же опять ушел. Я сказала ему про вас, так что, думаю, он позвонит, когда у него будет минута. Вы по поводу барабана, да? - Да, я по поводу барабана. В холле трещал звонок, возвещая начало урока. Мистеру Гельмгольцу хотелось остаться у телефона, пока он не поймает Высочайшего Камергера и не завершит сделку, но его ждал второй состав - а потом будет первый. И тут его осенило. Он позвонил в "Вестерн юнион" и послал телеграмму с оплаченным ответом, предлагая пятьдесят долларов за барабан. Но за время занятий со вторым составом ответ не пришел. И к середине занятий первого состава тоже не пришел. Оркестранты, люди чуткие, сразу уловили, что их дирижер чем-то до крайности взволнован, и репетиция шла плохо. Мистер Гельмгольц прервал марш посередине, потому что кто-то снаружи колотил в широкую двустворчатую дверь в дальнем конце репетиционного зала. - Ладно, ладно, подождем, пока грохот уляжется, а то мы сами себя не слышим, - сказал мистер Гельмгольц. Тут школьник-посыльный вручил ему телеграмму. Мистер Гельмгольц разорвал конверт, и вот что он прочел: БАРАБАН ПРОДАН ТЧК ПОДОЙДЕТ ЧУЧЕЛО ВЕРБЛЮДА НА КОЛЕСАХ ВОПР Деревянная дверь отворилась, скрипя ржавыми петлями. Холодный осенний ветер осыпал оркестр листвой. Пламмер, запыхавшийся и вспотевший, стоял в огромном проеме, а за ним сиял барабан размером с полную луну! - Я знаю, что сегодня не день конкурсов, - сказал Пламмер, - но я подумал, что в моем случае можно сделать исключение. Он вошел с величавым достоинством, волоча за собой огромный грохочущий агрегат. Мистер Гельмгольц рванулся навстречу Пламмеру и потряс его правую руку: - Пламмер, мальчик мой! Ты добыл его для нас. Молодец! Я заплачу тебе столько, сколько ты за него заплатил, - прокричал он и на радостях поспешно добавил: - И еще прилично добавлю. Молодец! - Да вы что? - сказал Пламмер. - Я отдам его вам, когда окончу школу. Я хочу одного: пока я здесь, играть на нем в первом составе. - Пламмер, - сказал мистер Гельмгольц, - но ты же не знаешь ничего о барабанах. - Я буду усердно заниматься, - сказал Пламмер. Он, пятясь, тащил свой инструмент по проходу между тубами и тромбонами в сторону секции ударных, где пораженные музыканты торопливо освобождали место. - Минутку, - сказал мистер Гельмгольц, посмеиваясь, словно Пламмер шутит, и прекрасно понимая, что это все всерьез. - Играть на барабане - значит не просто лупить по этой штуковине, как в голову взбредет. На барабанщика учатся годами. - Что ж, - сказал Пламмер, - чем раньше я начну, тем быстрее научусь. - Я хотел сказать, что, боюсь, тебе понадобится некоторое время, чтобы подготовиться для игры в первом составе. Пламмер остановился. - Как долго? - спросил он. - До последнего класса, наверно. А пока ты учишься, позволь оркестру пользоваться твоим барабаном. У мистера Гельмгольца вся кожа зачесалась, когда Пламмер смерил его холодным взглядом. - Пока рак на горе свистнет? - сказал тот наконец. Мистер Гельмгольц вздохнул. - Боюсь, что примерно так. - Он покачал головой. - Об этом я и пытался сказать тебе вчера вечером: нет человека, у которого бы все получалось хорошо, и мы должны трезво оценивать наши возможности. Ты хороший мальчик, Пламмер, но ты никогда не станешь музыкантом - даже за миллион лет. Тебе остается лишь сделать то, что всем нам приходится иногда делать: улыбнуться, пожать плечами и сказать: 'Ну что же, видно, это не мое". У Пламмера на глаза навернулись слезы. Он медленно пошел к двери, волоча за собой барабан. Остановился на пороге, бросив последний печальный взгляд на первый состав, в котором ему никогда не будет места. Он слабо улыбнулся и пожал плечами. - У некоторых есть восьмифутовые барабаны, - сказад он, - а у других нет, так устроена жизнь. Вы хороший человек, мистер Гельмгольц, но не добудете этот барабан и за миллион лет, потому что я отдам его своей маме - пусть послужит кофейным столиком. - Пламмер! - закричал мистер Гельмгольц. Его жалобный голос утонул в гудении и дребезжании огромного барабана, следовавшего за своим маленьким хозяином по бетонной подъездной дорожке. Мистер Гельмгольц побежал за ним. Пламмер и его барабан остановились на перекрестке, дожидаясь зеленого света. Мистер Гельмгольц догнал его и схватил за руку. - Нам обязательно нужен этот барабан, - сказал он, задыхаясь. - Сколько ты хочешь? - Улыбнитесь, - сказал Пламмер. - Пожмите плечами. Как я. - Пламмер все это изобразил. - Видите? Мне не попасть в первый состав, а вам не добыть этот барабан. Пустяки! Один из этапов взросления. - Это другое дело! - сказал мистер Гельмгольц. - Совсем другое! - Вы правы, - сказал Пламмер. - Я взрослею, а вы нет. Загорелся зеленый свет, и Пламмер оставил ошарашенного мистера Гельмгольца на углу. Мистеру Гельмгольцу снова пришлось бежать за ним. - Пламмер, - сказал он заискивающе, - ты никогда не сможешь хорошо на нем играть. - Хватит мне это талдычить, - сказал Пламмер. - Но посмотри, как ловко ты его везешь, - сказал мистер Гельмгольц. - Хватит мне это талдычить, - повторил Пламмер. - Нет-нет-нет, - сказал мистер Гельмгольц. - Я о другом. Если у школы будет этот барабан, тот, кто его везет, станет таким же важным человеком в оркестре, как и первый кларнетист. Вдруг барабан опрокинется? - А ему дадут свитер с эмблемой, если не опрокинется? - сказал Пламмер. И мистер Гельмгольц ответил так: - Думаю, дадут. This file was created with BookDesigner program bookdesigner@the-ebook.org 11.07.2015