Многие годы мистеру Гельмгольцу удавалось улыбаться и сохранять спокойствие на занятиях третьего состава. Но на следующий день после бесплодных попыток выяснить что-нибудь про бас-барабан Рыцарей Кандагара его броня была сломлена и ядовитая музыка проникала в самую душу.

–  Нет, нет, нет!
– закричал он с болью. И швырнул свою белую палочку в кирпичную стену. Упругая палочка отскочила от кирпичей и упала на пустой складной стул в конце секции кларнетов - пустой стул Пламмера.

Когда мистер Гельмгольц поднимал палочку, его неожиданно растрогала символичность этого пустого стула. Он понял, что никому другому, сколь бы бесталанным тот ни был, последнее место в оркестре не подходит лучше, чем Пламме-ру. Обернувшись, мистер Гельмгольц увидел, что многие из оркестрантов тоже рассматривают стул, будто чувствуют, как необъяснимым образом исчезло нечто великое и жизнь от этого станет гораздо скучнее.

Наступила десятиминутная перемена между занятиями третьего и второго составов. Мистер Гельмгольц поспешил в свой кабинет и снова попытался связаться с Высочайшим Камергером Рыцарей Кандагара. Неудача!

–  Одному Богу известно, куда он теперь отправился, - сказали мистеру Гельмгольцу.
– На секунду вернулся, но сразу же опять ушел. Я сказала ему про вас, так что, думаю, он позвонит, когда у него будет минута. Вы по поводу барабана, да?

–  Да, я по поводу барабана.

В холле трещал звонок, возвещая начало урока. Мистеру Гельмгольцу хотелось остаться у телефона, пока он не поймает Высочайшего Камергера и не завершит сделку, но его ждал второй состав - а потом будет первый.

И тут его осенило. Он позвонил в "Вестерн юнион" и послал телеграмму с оплаченным ответом, предлагая пятьдесят долларов за барабан.

Но за время занятий со вторым составом ответ не пришел. И к середине занятий первого состава тоже не пришел. Оркестранты, люди чуткие, сразу уловили, что их дирижер чем-то до крайности взволнован, и репетиция шла плохо. Мистер Гельмгольц прервал марш посередине, потому что кто-то снаружи колотил в широкую двустворчатую дверь в дальнем конце репетиционного зала.

–  Ладно, ладно, подождем, пока грохот уляжется, а то мы сами себя не слышим, - сказал мистер Гельмгольц.

Тут школьник-посыльный вручил ему телеграмму. Мистер Гельмгольц разорвал конверт, и вот что он прочел:

БАРАБАН ПРОДАН ТЧК ПОДОЙДЕТ ЧУЧЕЛО ВЕРБЛЮДА НА КОЛЕСАХ ВОПР

Деревянная дверь отворилась, скрипя ржавыми петлями. Холодный осенний ветер осыпал оркестр листвой. Пламмер, запыхавшийся и вспотевший, стоял в огромном проеме, а за ним сиял барабан размером с полную луну!

–  Я знаю, что сегодня не день конкурсов, - сказал Пламмер, - но я подумал, что в моем случае можно сделать исключение.

Он вошел с величавым достоинством, волоча за собой огромный грохочущий агрегат.

Мистер Гельмгольц рванулся навстречу Пламмеру и потряс его правую руку:

–  Пламмер, мальчик мой! Ты добыл его для нас. Молодец! Я заплачу тебе столько, сколько ты за него заплатил, - прокричал он и на радостях поспешно добавил: - И еще прилично добавлю. Молодец!

–  Да вы что?
– сказал Пламмер.
– Я отдам его вам, когда окончу школу. Я хочу одного: пока я здесь, играть на нем в первом составе.

–  Пламмер, - сказал мистер Гельмгольц, - но ты же не знаешь ничего о барабанах.

–  Я буду усердно заниматься, - сказал Пламмер. Он, пятясь, тащил свой инструмент по проходу между тубами и

тромбонами в сторону секции ударных, где пораженные музыканты торопливо освобождали место.

–  Минутку, - сказал мистер Гельмгольц, посмеиваясь, словно Пламмер шутит, и прекрасно понимая, что это все всерьез.
– Играть на барабане - значит не просто лупить по этой штуковине, как в голову взбредет. На барабанщика учатся годами.

–  Что ж, - сказал Пламмер, - чем раньше я начну, тем быстрее научусь.

–  Я хотел сказать, что, боюсь, тебе понадобится некоторое время, чтобы подготовиться для игры в первом составе.

Пламмер остановился.

–  Как долго?
– спросил он.

–  До последнего класса, наверно. А пока ты учишься, позволь оркестру пользоваться твоим барабаном.

У мистера Гельмгольца вся кожа зачесалась, когда Пламмер смерил его холодным взглядом.

–  Пока рак на горе свистнет?
– сказал тот наконец. Мистер Гельмгольц вздохнул.

–  Боюсь, что примерно так.
– Он покачал головой.
– Об этом я и пытался сказать тебе вчера вечером: нет человека, у которого бы все получалось хорошо, и мы должны трезво оценивать наши возможности. Ты хороший мальчик, Пламмер, но ты никогда не станешь музыкантом - даже за миллион лет. Тебе остается лишь сделать то, что всем нам приходится иногда делать: улыбнуться, пожать плечами и сказать: 'Ну что же, видно, это не мое".

У Пламмера на глаза навернулись слезы. Он медленно пошел к двери, волоча за собой барабан. Остановился на пороге, бросив последний печальный взгляд на первый состав, в котором ему никогда не будет места. Он слабо улыбнулся и пожал плечами.