– Нет, Марин, - не успела сказать я, она уже положила трубку. Черт.

Следом я набрала номер Дани. Я не виделась с ним уже четыре дня, и звонить ему мне было немного страшно.

– Да? – ответил он нескоро.

– Привет, - быстро сказала я. – Максим вернулся в город. Через час я встречаюсь с ним в Александровском парке.

Молчание.

– Я буду там, - ответил он. – Я постараюсь не опоздать, но я сейчас… в самолете…

– Что? – я не врубилась. Что он делал в самолете? – Ты откуда-то возвращаешься? Где ты был?

– В Лондоне. Это потом, Кристина. У тебя все в порядке? – спросил он, и я услышала помехи.

– Да.

– Я постараюсь вовремя, - он отключился.

В панике я обернулась. Николай, Владимир и та женщина с Гаяной вели непринужденную беседу, а мне нужно было как-то откланяться.

Я вернулась за столик, села. Сглотнув, я сказала:

– Извините пожалуйста. У меня возникли непредвиденные обстоятельства, и мне нужно будет уехать.

Гаяна, повернув на меня голову, обеспокоенно спросила на русском:

– Что-то случиться?

– Нет-нет, - поспешно ответила я, ощущая, как в животе завязывается тугой узел. – Это то, о чем я говорила тебе…

Ее глаза понимающе сузились, она легко улыбнулась.

– Я попросить водителя. Он отвезти тебя. Мы поговорим обо всем дома?

– Хорошо. Спасибо, мам, - вырвалось у меня, и я резво опустила глаза в тарелку с салатом. Да что со мной не так?!

Медленно подняв глаза на нее через пару минут, я увидела, что она больше не участвует в разговоре, а неотрывно смотрит на меня. На губах у нее ласковая улыбка, а глаза светятся счастьем. Вот это да.

Я несмело улыбнулась ей и встала со стула.

– Приятно было увидеться с вами, мне нужно прощаться. Всего доброго, - выдавила я, улыбнувшись. Но улыбка вышла поддельной и слегка сумасшедшей.

– Ты такая, как нам и говорили, - с легким акцентом сказала женщина, поправляя свой розовый шарф. – Мы сработаемся, Кристина.

– Ага, - я быстро кивнула и пошла на выход. Мерседес стоял под окном, и я, не раздумывая ни секунды, села в него.

– Александровский парк, - дрогнувшим голосом сказала я водителю.

Машина мягко тронулась.

22.

Меня всю трясло и колотило, когда я шла к озеру. Топот каблуков звонко отдавался у меня в голове. И как только я вышла к тропинке, с которой можно было увидеть озеро, я увидела его. Макс стоял у ограждения, прислонившись к нему загорелой спиной. Его поза говорила о расслабленности. Ну что ж, мы это сейчас исправим.

Наконец он меня заметил. Я была близко, поэтому могла видеть, как расширились от удивления его глаза.

– О святые черти. Кристина, с каждым разом ты все красивее, - протянул он, и пошловатая ухмылка тронула его губы.

– И тебе не хворать, Макс, - сквозь зубы проговорила я, остановившись напротив него.

Теперь я не знала, как начать. Что сказать, как продолжить и вообще. Что делать?

– Так о чем ты там подумала? Наконец-то поняла, что мы похожи?

– Может быть в чем-то и похожи, - обтекаемо ответила я, а следом добавила: - но уж я точно не стала бы рассылать фотографии погибшего человека совершенно не причастным к этому людям.

Все. Началось. Расслабленность Макса как рукой сняло. Он сменил позу – его глаза насторожились, а тело напряглось.

– О чем ты? – постарался рассмеяться он, но вышло натужное лаянье.

– О Дмитрии Иванове, которого ты, каким-то странным образом, похитил из морга и привез на мою лужайку. Тебе кажется это смешным? – я больше не могла сдерживать скопившийся во мне гнев. Он рвался наружу, толкая слова вперед.

Теперь в глазах Макса промелькнуло что-то, похожее на злость. Но он по-прежнему давил улыбку.

– Детка, но было же весело! – вот так. Он даже отрицать не стал. Умно.

– Тебе? Тебе было весело, фотографируя тело мертвого мужчины у меня на лужайке? Ты что, совсем конченный?! – ни смогла не заорать я, выпучив глаза. – Ты хоть понимаешь, что по тебе клиника плачет? И тюремная камера!

– По кому плачет тюремная камера, так это по вас, - выплюнул он.

– Ты ничего не видел, - покачала головой я, стараясь сдерживать слезы гнева, стоявшие у меня в глазах. – Он уже был сбит и лежал на дороге!