Слушая старушку, Надя подумала о том, что ни наветы злых людей, ни превратности судьбы, ни страдания, ни годы не могли погасить любовь в сердце этих людей.

–  Значит, хорошо живут?

–  Живут - дай бог каждому. И меня, старуху, приютили на старости лет, я у них вроде бы матери приемной. Одной семьей живем. Оба-то они сироты, ну, я и рада, что и мне есть за кем присмотреть, словом ласковым обмолвиться, - не без гордости промолвила Марья Тимофеевна.
– Своих-то сыновей я в войну лишилась. Теперь Николай Емельянович и Дарья Алексеевна мне вроде бы как дети родные. А вы, милушка, кем же им доводитесь. Сродственница какая или так просто, знакомая?
– вдруг спросила старушка.

–  Знакомая, - ответила Надя.

В коридоре щелкнул замок, скрипнула дверь, послышались оживленные голоса.

– Пришли, - обрадованно сказала Тимофеевна и вышла из комнаты.

Надя в волнении смотрела на дверь. В комнату вприпрыжку вбежал Коленька. Увидев постороннюю женщину, остановился возле двери, удивленно присматриваясь к ней.

–  Здравствуй, Коля! Не узнаешь?
– сказала Надя.

–  Здравствуйте! А мы с мамой и папой ходили аж на речку. На льду катались. А вы с Вовкой ходите на речку?

В комнату вошел Николай.

–  Надежда Владимировна! Рад видеть вас!
– сказал он, пожимая ее руку.

–  Вы-то к нам и дорогу забыли, - упрекнула Надя. В дверях показалась Даша в темно-синем шерстяном платье с кружевным воротником. Лицо ее разрумянилось от мороза, глаза блестели, на щеках играли ямочки, и вся она светилась здоровьем, молодостью, счастьем.

–  Наденька!
– обрадовалась она.
– А мы вас вспоминали сегодня.

–  Чем вспоминать, лучше пришли бы проведать. Вот, видите, я пришла к вам.

–  А где же Василий Иванович?
– спросила Даша. Лицо Нади сразу сделалось печальным. Николай заметил, что после того, как он видел

ее последний раз, она очень изменилась.

–  Болели?
– спросил он.

–  Нет, ничего.

–  Как ваши ребята?
– поинтересовалась Даша.

–  Растут.

–  Ну, а Василий?
– спросил Николай.

Надя посмотрела ему в лицо как-то жалостливо и виновато.

–  С ним что-нибудь случилось?
– встревожился Николай.

–  Ничего особенного, - тихо ответила Надя.

–  Мы сейчас попьем чаю, - сказала Даша.

–  Благодарю. Я только на минутку к вам.

–  Нет, мы вас так не отпустим.
– Даша вышла из комнаты.

–  Так что ж с Василием?
– спросил Николай.- Вы поссорились?

–  Хуже, Николай Емельянович. Я очень несчастна, - ответила Надя и вдруг заплакала.

–  Что с вами? Успокойтесь. Он поэтому и в Москву уехал, что вы поссорились?

–  Не знаю. Я ничего не знаю. Последнее время я перестала понимать его.

Сквозь слезы, сбивчиво она рассказала о поведении Василия, о том, что в семье у них полный разлад и что она очень страдает.

Николай слушал ее, нахмурив брови. Он был не столько удивлен, сколько озадачен.

–  Простите за мою откровенность, - сказала Надя, немного успокоившись.
– Может, это и глупо с моей стороны посвящать вас в такие неприятные подробности. Но вы были с ним дружны. Вы хорошо влияли на него, он когда-то дорожил вашей дружбой.

–  Упустили мы человека, - сказал Николай, встал и начал ходить по комнате, сунув руки в карманы.

–  Я хотела уйти от него, - говорила Надя.
– Но у нас ведь дети. Да и его жаль. Он может плохо кончить. Он стал неискренним, и это плохо прежде всего для него. А я что ж, я всегда смогу уйти от него. Обузой не буду. Сейчас он больше всего нуждается в товарищеской поддержке. Ведь он одинок, и мучается этим, только не подает виду. Нельзя же человека оставить на произвол судьбы.

–  У нас часто бывает так: человек сделал что-то чуть выше обычного, мы начинаем шуметь о нем, как о герое. Слава кружит ему голову.

–  Николай Емельянович, я хочу вернуть его на производство. Но как это сделать, не знаю. Когда он работал на заводе, был совсем другим.

–  Вы с ним говорили об этом?

–  Пыталась и не раз.

–  Если он вас любит, а в этом я не сомневаюсь…

–  Любит ли он?

–  Вы и в этом сомневаетесь?

–  Не знаю. Я решительно ничего не знаю. Мне кажется, что я скоро сойду с ума. Это очень тяжело, когда любишь человека, а он… Если бы не дети, я знала бы, как мне поступить… - Надя снова поднесла к глазам платок.
– Единственное, что меня удерживает в его доме, - это дети. Но они все видят. Я, как мать, обязана заботиться о них, думать об их будущем.