И еще мне грустно оттого, что я должен играть третье «необходимое» лицо. Я давно заметил, что Надя избегает с Николаем встреч наедине, поэтому он всегда приглашает на эти свидания меня.

–  Что же вы все время молчите?
– несколько раз спрашивала меня Надя. Мне только и оставалось пожимать плечами.

–  Бука вы!
– с милой улыбкой бросила она мне. За такую улыбку я благодарил свою судьбу.

Наконец оба умолкли: или наговорились вволю, или оборвалась нить разговора. Я глянул на одиноко стоявшую на поляне сосну, запушенную снегом, и на память прочел стихи Лермонтова.

На севере диком стоит одиноко

На голой вершине сосна,

И дремлет, качаясь, и снегом сыпучим

Одета, как ризой, она.

Прочел я их с чувством. На лицо Нади, разрумянившееся от мороза, набежала тучка. Может быть, стихи разбудили в ней грустные воспоминания, а может быть, она догадалась о моих чувствах к ней.

–  Вы любите стихи?
– спросила меня Надя.

–  Кто же их не любит!

–  Есть такие, что не любят.

Николай посмотрел сначала на меня, потом на Надю. Похоже, что камешек брошен в его огород. Он никогда не читал стихи.

–  Прочтите еще что-нибудь, - попросила Надя.

Стихов на память знаю я много, почти всего Лермонтова, Блока, Есенина, добрую половину стихов Пушкина. Читал на заданные темы.

–  О зиме, - просила Надя. Я читал о зиме.

На меня нашло то, что поэты называют вдохновением. Когда Николай попросил прочесть стихи о любви, тут я дал себе волю, Мы стояли на поляне под одинокой сосной. Надя все время смотрела на меня. Я видел, что стихи, как музыка, волновали ее, увлекали воображение. Николай стал задумчивый и хмурый. Я прочитал и два своих сонета, посвященных Наде. Не знаю, догадалась ли она об этом.

–  Вы, наверное, и сами пишете стихи?
– спросила она, когда мы возвращались к электричке.

–  Куда там мне!
– отмахнулся я.

–  Этому я не поверю.

–  Он тайком от всех кропает свои стишата, - заметил Николай с явным расчетом, чтобы уязвить мое самолюбие. Мне стоило немало усилий, чтобы подавить в себе обиду и не ответить грубостью.

–  Я хотела бы почитать ваши стихи, - сказала Надя.

Я сделал вид, что не слышал. Мы молча шли к станции, усталые и проголодавшиеся. Мне так и не подвернулся удобный момент показать перед Надей свое лыжное искусство - на нашем пути не встретилось ни одной высотки, откуда можно было бы лететь стремглав, ловко лавируя между стволами деревьев. Но на сегодня хватит и стихов.

–  Неплохо бы нашу прогулку повторить в следующее воскресенье, - заметила Надя.

–  Обязательно!
– обрадованно воскликнул Николай.

Я промолчал, обиженный на Николая. «Кропает стишата». Стишата, цыплята, котята…

–  А как вы думаете?
– спросила меня Надя.

–  Не знаю. Если будет настроение, - сухо ответил я, уверенный в том, что без меня прогулка не состоится.

–  Поэты все делают по настроению, - заметила Надя.
– Вы, наверное, жалеете, что провели сегодня день в лесу?

–  Нет. Почему же?
– ответил я с той же сухостью.

До станции мы все молчали, и в нашем молчании было что-то неловкое. Мы все трое чувствовали, что хорошо проведенный день чем-то испорчен.

Проводив Надю до станции метро (дальше она не разрешила провожать), мы возвращались домой. Николай был задумчив и рассеян. У общежития он как бы невзначай бросил:

–  Ты, оказывается, хитрец.

–  Что ты этим хочешь сказать?

–  Так просто.
– Он принялся насвистывать какой-то грустный мотив.

И вот я сижу за своими дневниками и думаю о том, что эти прогулки втроем надо прекратить. Боюсь, что рано или поздно мы рассоримся с Николаем. А я не хочу этого. Ссориться с другом из-за девушки - глупо.

Чем больше я думаю о любви, тем чаще прихожу к выводу, что она соткана из самых тончайших противоречий. Это никогда не уравновешивающиеся чаши весов: на одной стороне - радость, счастье, блаженство, на другой - сомнения, тревоги, ревность. Моя любовь к Наде пока дает мне одни мучения, горькие раздумья. И хуже всего то, что она вклинилась в нашу дружбу с Николаем. Чем все это кончится - не знаю. Ощущение такое, будто я попал в бурное течение реки, оно кружит меня, и я не знаю, к какому берегу прибьет.

По-моему, дружба и товарищество должны стоять выше чувства любви. Дружба - благородна, любовь - слепа и эгоистична. Хватит ли у нас с Николаем здравомыслия и мужества вынести испытания любви, которая валуном легла на пути нашей дружбы?

21 ноября

Вчера вечером писал стихи о Наде. Неожиданно в комнату вошел Николай. У меня было такое чувство неловкости, будто он застиг меня, как воришку, в своем доме. Я спрятал лист в книгу. Николай это заметил.