Жан задумался. Через некоторое время он сказал:

— Джульетта, правда на стороне Питера. Ты как женщина не можешь взять на себя управление плантацией.

Это Юлия знала и без него. И даже нашла решение.

— Мне это известно. Но если ты… — произнесла она нерешительно.

— Если я… что? Ты думаешь, что Питер просто так отдаст нам плантацию, если мы вернемся туда вдвоем? Никогда в жизни! И даже если тебе удастся обратиться в суд, у него больше шансов выиграть процесс. Тем более что Мартина тоже имеет определенные права на плантацию.

— Да. Но Генри… — запротестовала Юлия.

— Он ведь не сын Карла…

— Но этого не знает никто, кроме нас двоих, и никто не должен об этом узнать.

Жан помедлил.

— Нет, я так не могу. Мне пришлось бы постоянно лгать ребенку.

Юлия почувствовала, как ее охватывает разочарование. Об этом она не подумала. Жан был прав: он никогда не сможет признать Генри своим сыном, потому что будущее Генри на плантации неизбежно связано с отцовством Карла. Не существовало ни единого аргумента против этого.

Жан смахнул у нее со лба мокрую прядь волос и нежно поцеловал.

— Я так рад, что ты меня нашла! Иначе бы я никогда… Ну да, у меня были другие планы, но сейчас, когда я знаю, что у меня есть сын и я вам нужен…

Юлия почувствовала его губы на своей коже и нежно сжала его руку. Она нашла его, и ничто другое уже не имело значения. Они как-нибудь справятся, должно же быть какое-то решение! Пусть даже в настоящий момент она понятия не имела, каким оно будет.

Юлия осторожно отстранилась.

— Ах, Жан! Что же нам теперь делать? Я хочу вернуть себе своего ребенка! Но это ведь означает, что я должна буду подчиняться Питеру и надеяться, что он будет кормить меня и моего сына до конца жизни. А что потом ждет нас? Питер ни за что не потерпит твоего присутствия на плантации.

Жан провел пальцами по ее руке.

— Может быть и по-другому, — сказал он задумчиво. — Если мы вернемся в город, я признаю Генри своим сыном и мы просто оставим Питеру плантацию, ни один суд ничего не будет иметь против этого. А Питер будет рад, что избавился от тебя и от ребенка.

Юлия уже думала об этом, однако в этом деле было одно «но».

— А что будет со всеми людьми: с Амру, Кири, Лив и другими рабами? Получается, что я брошу их на произвол судьбы!

— Кири — твоя личная рабыня, ты имеешь право взять ее с собой, куда захочешь. И Амру, и другие рабы живут на плантации гораздо дольше, чем ты. Они справятся с ситуацией. Мы могли бы начать все сначала, может быть, на собственной маленькой плантации!

Юлия рассмеялась:

— А как ты это устроишь, Жан? Ни у тебя, ни у меня нет денег.

Теперь рассмеялся Жан. Он взял Юлию под руку и повел ее к хижинам.

— Вико, — подмигнул он парню, который все еще сидел у огня, — проследи, пожалуйста, чтобы нам никто не помешал.

Вико отреагировал на это указание широкой ухмылкой.

В хижине было очень душно. Жан занавесил мешковиной дверной проем и расстегнул свой пояс.

Юлия озадаченно посмотрела на него:

— Жан, я не знаю… Как, прямо здесь?

Жан тихо засмеялся:

— Это не то, что ты думаешь. Подожди.

Он приспустил штаны и стал возиться с поясом, который был затянут вокруг бедер. На нем висел маленький плоский кожаный мешочек. Жан ухмыльнулся, когда увидел облегчение на лице Юлии.

— Неужели тебе мое обиталище кажется недостаточно пригодным для любви? — спросил он, подмигнув ей. Затем Жан высыпал из мешочка на руку приличную кучку золотых крупинок. — Этим я мог бы позолотить твою кровать.

Юлия одарила его нежным взглядом. Она робко, кончиками пальцев, прикоснулась к благородному металлу.

— Ты имеешь в виду, что это для того, чтобы начать все сначала? Для нашей плантации?

Жан кивнул.

— Я знаю кое-кого в городе, кто хорошо мне заплатит. — Он тщательно ссыпал золото в кожаный мешочек, крепко привязал его к бедрам, а затем снова натянул штаны.

— Так, а сейчас давай поедим. Ты ведь, наверное, очень проголодалась во время своего путешествия. — Он ущипнул Юлию за обе щеки, чтобы они порозовели, и подмигнул ей: — И, пожалуйста, сделай радостно-усталое лицо, когда мы будем выходить отсюда.