Он был подавлен случившимся. Он был несчастен...

– Ха! Пока, старый пердун!
– замполит заорал на весь вагон и стукнул кулаком в стекло. Старик поднял на нас свои большие глаза и что-то неслышно прошептал...

И я узнал его!!

Как молниеносным током пронзило это узнавание все мое тело... Я вспомнил! Какой же я дурак! Какая же я сволочь! Я вспомнил, как он - этот великий игрок - приехал в наш небольшой городишко много лет назад. Как он рассказывал о своей шахматной карьере нам, - замирающим от восхищения пацанам, сидящим за длинным рядом сдвинутых в одну линию шахматных столов. Мы - ребята от 7 до 15 лет, занимающиеся в спортивной школе города, разинув рты, слушали рассказ о легендарном Александре Алехине, с которым ему приходилось скрещивать шахматные шпаги в разных городах Европы. Потом он давал нам сеанс одновременной игры, быстро переходя от столика к столику, и негромко комментируя нашу детскую игру.

"Точно! ц2-ц4 ... Так он начинал почти все свои белые партии... Это он!!! Только тогда он был маленький полный живчик - а теперь похудевший измученный старик..."

Я стремглав, в одних тапочках помчался к выходу. Поезд набирал скорость.

– Куда Вы?? Вы что??- истерично закричала проводница, когда я резко сорвал пломбу стоп-крана. Состав оглушительно зашипел всеми тормозами, дернулся и встал. Я вылетел из вагона на перрон и помчался к гроссмейстеру...

– Стойте, подождите, Леонид Михайлович!
– крикнул я, приближаясь к сгорбленному старику. – Подождите!

Он стоял и, сняв очки, смотрел мне в глаза.

Губы его дрожали.

В эту секунду на Земле для меня не было роднее, чем он, человека.

– Подождите - выдохнул я, остановившись около бывшего попутчика...
– простите меня ... вот - возьмите Ваши деньги…

– Нет, они не мои, Вы их честно выиграли...

– Нет, возьмите, Леонид Михайлович - я вспомнил Вас!
– выкрикнул я.

В эту секунду состав, опять дернувшись всем своим длинным телом, медленно поехал мимо нас. Леонид Михайлович повернулся и пошел от меня.

Времени на раздумья не оставалось.

Я догнал старика, сорвал с него шляпу, и, лихорадочно опустошив почти все карманы, набил её банкнотами.

– Простите меня - мне всегда нравились Ваши партии! Особенно та, знаменитая, в Ноттингеме! Против Алехина!
– крикнул я на прощание своему детскому кумиру, и, прыгнув на ступеньки одного из последних вагонов поезда, помахал ему рукой. Старик остановился, посмотрел сначала вниз на лежащую на асфальте шляпу, потом поднял свою седую голову и впервые за день слабо улыбнулся мне.

Поезд набирал ход.

Он стоял на перроне и смотрел вслед уходящему составу. Вот так и убегают от нас годы. Вот так и уходит незаметно наши силы. И ничего изменить мы пока не можем. Движение - не только жизнь. Движение - это и путь к слабости, путь к закату...

Я молча зашел в купе, не слыша стенаний проводницы, восхищенных слов профессора, удивленных - здоровяка, и отрывисто - злобных комментарий отставника. Лег на свою верхнюю полку, закинул руки за голову.

Задумался.

«Неужели вот так, бывшие звезды спорта - частенько заканчивают свою жизнь? Наверное, так. Наши газеты часто пишут о "нравах Запада", где состарившиеся чемпионы вынуждены жить в домах престарелых... А у нас? Разве лучше? Нет... Вот - пример - наш попутчик..."

Мои мысли прервал фамильярный толчок в плечо...

– Слышь, студент! Зачем ты отдал ему выигранные деньги?

– Так надо было.

– Ну тогда... это... отдай и мне мои, а? Я ж к жене и тёще еду, а?
– я повернулся и увидел краснокожее лицо бывшего вояки.

Злость опять толчком ударила в мозг...

– Пошел ты на*уй, замполит, без смыков, без смычков-с!
– медленно и отчетливо произнес я, и, чтобы не видеть этих растерянно заморгавших белесых ресничек, отвернулся к стене.

*****

ГРОССМЕЙСТЕР

Стрелки шахматных часов гэдээровской фирмы «Гардэ» сближались, но я не делал очевидного хода. Мерный тик времени цейтнота, мчащегося со скоростью экспресса, не волновал меня. Краем глаза я смотрел на красный, изогнутый крестик пульсирующего секундомера, на медленно поднимающийся роковой флажок и не мог разжать скрещенные до боли пальцы рук, опущенные на колени.

Я смотрел на свои застывшие в причудливом орнаменте шахматного боя черные фигуры, и вспоминал. Передо мною сидела Она, и я прекрасно знал, чувствовал её недоуменный немой вопрос: «Почему ты медлишь? Почему?? Стоит тебе протянуть руку, и сделать этот последний, 40-й ход перед контролем времени, как партия, самая важная в жизни, будет решена в твою пользу. Ну же... ну!! Что ты застыл? Я просто пошутила, быть может, только что, не понял разве?»

Пятью минутами раньше она «пошутила». Придвинувшись животом вплотную к кожаному прямоугольнику шахматного столика, на который обычно игроки кладут локти, она, сбросив с легким стуком маленькую туфельку, неожиданно тронула меня своей ступней между широко расставленных ног.