с бензовозом получил, и даже мне, соседу по домику, о ней не проболтался!

Леня театральным жестом поднял руку и посмотрел на часы:

«Что я говорил? Ровно два, появился тютелька в тютельку!» - с улыбкой

прошелся взглядом по гостям, и обернулся ко мне, - «Снимай амуницию,

споласкивайся, и за стол. Пока водка не перегрелась!»

Через пятнадцать минут, после первой рюмке, я рассказал про встречу с

волком-инвалидом. Жалостливые Леня и Слава повздыхали, и даже одобрили

мой поступок, имею ввиду убийство зайца волку на пропитание. Хотя

конечно понимали, что жить тому недолго. А Виталий, этот ночной гонщик, с

остальными не согласился:

«Пристрелить надо было! Волк он всегда волк, даже если и больной. А

зайца – сюда бы принес, вечером мы из него жареху б сделали!»

Мы еще раз выпили, каждый за свое, потому без тоста, и теперь начал

жаловаться Леня:

«Хорошо вам живется! Пришел с работы – и никаких проблем. В

теннис поиграл, мяч попинал – и на боковую. Или как Юра с ружьем

пробежался», - все на начальника начали смотреть с интересом, - «А я

сегодня пол ночи не спал!» - и замолчал, ничего не сказав о причине

бессонницы.

16

«Так в отряде все нормально», - кашлянул Виталий, - «Или тебе

бензовоз кроме водки письмо привез с неприятностью?»

Вместо ответа Леня вздохнул, потянулся ко второй бутылке, и открывая

ее всех заинтриговал:

«Письмо ладно. Если и с неприятностью – то на час, потом можно и

забыть. А он мне (то-есть, шофер бензовоза) геморрой привез на все лето!»

«К-какой геморрой?» - заикнулся Виталий в недоумении.

«А такой!» - Леня начал разливать водку по стаканам, - «Студенток

слишком продвинутых!» - свой стакан поднял, - «Скоро из-за них все ребята

передерутся! Мне уже парочку разнимать пришлось! Давайте и выпьем, что

бы заразы эти меня до инфаркта не довели!»

Конечно, мы выпили, но вряд ли кто начальнику посочувствовал:

студентки в отряде – это как родник в пустыне. А если они еще и

продвинутые – то это уже как ручеек, многим можно утолить жажду.

Часть пятая.

Леня у нас не только начальник - он отвечал и за дела геологические.

Поэтому, в палатке-камералке постоянно со всеми геологами разговаривал,

просматривал карты, подсказывал что и как нужно сделать. Но геология была

простой, породы легко различаемы, и его подсказки честно сказать никому не

были нужны. Так что с работой все было нормально.

А вот после нее, по вечерам, и уже со мной одним, Леня делился и

хозяйственными заботами, и возмущениями по поводу возникающих

конфликтов.

Насчет хозяйственных забот я посмеивался. Подумаешь, хлеб

зачерствел, или масло сливочное горчить начало – после нашей работы на

свежем воздухе это мало кто замечал. Да и понимали все, что в жару многие

продукты свежими долго быть не могут. Зато свежее мясо было всегда,

благодаря такыру рядом, и Виталию с товарищами, любителями покататься

на машине ночью.

Насчет конфликтов – тоже не находил ничего ужасного. Ну везде они

случаются, а в отряде, где девушек единицы, а парней ого-го, их отсутствие

меня бы больше удивило. Только в отряде, в случае конфликта, обиженной и

оскорбленной стороне некуда деваться – кругом в радиусе двести километров

просто бежать некуда. А как Леня заметил, красивая студенточка уже бы и

побежала, потому что самый молодой канавщик Гриша, с прилепившейся

кликухой «Курортник» (больше отдыхал, чем работал), перестал давать ей

прохода. И не только по вечерам, хотя ее охраняли поклонники из компании

молодых ИТРовцев, в которую девуля и ее подруга естественно сразу же

были приняты. Этот молодой нахал постоянно приходил к ней на работе, к

канавам, которые она документировала, и там начал клясться в любви!

Впрочем, в любви к Розочке клялся точно не он один, только не так нахально

и нагло.

17

Леня с парнем поговорил, и без толка. Тогда я предложил задать Грише

канаву там, откуда в рабочий день навестить зазнобу просто физически

невозможно. Что на следующий день и сделал, с согласия начальника, и

малость его успокоил. Но по вечерам этот влюбленный «Курортник»