грозное выражение лица, в автобус с трудом проник Семенов, слесарь с их

участка. Пыталась еще влезть Елена Петровна, лаборантка, но плотность

содержимого автобуса достигла точки росы (Клюев знал не всю физику), и еще

Елене Петровне мешал зонт.

Клюев стал глядеть на Семенова, чтобы поздороваться. Но Семенов был очень

занят – он ругался с какой-то румяной гражданкой, которая утверждала:

– Мужчина, вы совсем не держитесь!

Семенов сначала ухмылялся, но потом его оскорбили:

– Напьются с утра, себя не помнят, - напирала тетка, злобно глядя через плечо

на Семенова.

– Сама много помнишь, - сдержанно отвечал Семенов.

– Лег, как на буфет, - продолжала тетка.

– Сама как буфет, - менее сдержанно отвечал Семенов.

– Дурак! – нашлась тетка.

– Сама дурак, - тупо огрызался Семенов.

Автобус заинтересованно внимал ругани.

– Что за люди?! Хоть бы какая сердобольная старушка место уступила, -

недовольно сказал разгоряченный Семенов, когда они вышли. Он открыл

женский с цветочками зонтик, и Клюев заметил, что Семенову было

действительно с похмелья и крепко.

– - Отгул щас возьму, - поделился Семенов. – Похмеляться пойду.

Глаза его горячо блестели. Клюеву тоже захотелось взять отгул и пойти

похмеляться, хотя он вчера и не пил.

– Ага, - злясь неизвестно на кого, сказал Клюев, - дадут тебе отгул. Конец

месяца. Федька на больничном, Чижова в столовую забрали. Кому работать?

– Козел этот Федька. Как запой, он на больничном. А тут хоть подыхай. –

Семенов заскрипел зубами. И под этот звук без пяти девять они вошли в

проходную.

Тоже без пяти, но уже шесть они вышли обратно. Это не осталось без

последствий – снова пошел дождь. Сначала неуверенно, кап да кап, а потом

сильно и нагло.

– Пойду похмеляться, - вернулся к своей навязчивой идее Семенов.

– Ты не знаешь, в гастрономе вино есть?

– «Агдам», - сказал Клюев и подумал грустно: «Зря обедал. Сейчас бы с ним

пошел».

– Пойду похмеляться! – крикнул в пространство Семенов и свернул к магазину,

а Клюев остался один. В ботинках у него опасно для здоровья хлюпало и

болела спина. Вечерний автобус не отличался от утреннего, только больше

скрипел и тише ехал.

Дома все оставалось по-старому. В квартире стояла непереносимая вонь. Жена

с дихлофосом в руках ползала по полу кухни и с беспощадным лицом травила

тараканов. Теща толстой жабой лежала на диване и, выпучив глаза, отдыхала в

телевизор.

– Жрать будешь? – подозрительно спросила жена.

Клюев не хотел, но назло ответил, что будет. Он невнимательно поковырял

вилкой в картошке, попил чаю. Потом, глядя в гладкую спину жены, пересиливая

себя, сказал:

– Слышь, давай зонтик что ли купим, а то вон погода какая.

Жена с удовольствием обиделась.

– Вот еще. Мне на зиму одеть нечего, а ему зонтик подавай. Сапоги разлезлись…

«Зонтик». Мама! Ты слышишь, мама, наш- то козел что выдумал?

И она начала визгливо излагать на тему, что Клюев вообще ее не жалеет,

бесится с жиру и думает только о себе. Теща смотрела, как Дзержинский,

солидизировалась с нею и вставляла ехидные реплики. Наконец, жена пустила

слезу, как обычно, на словах:

– Ты видишь, мама, он меня специально выводит. Боже мой, какой эгоист.

«Твари, твари насквозь», - стиснув зубы, думал Клюев. Он захотел вспомнить к

случаю какое-нибудь стихотворение, но так и не вспомнил – внутри него

пульсировала ненависть.

Завидуя Семенову, он пошел спать. А ночью ему приснился зонтик. И не

женский и ободранный, как у Семенова, а черный мужской, как у лаборантки

Елены Петровны, и еще одна женщина. Кто, пусть останется его маленькой

мужской тайной, которая нас не касается. Будем хоть мы джентльменами.

О ВРЕДЕ ЧТЕНИЯ

(Юноше, обдумывающему житье)

Дорогой друг, ты вступаешь во взрослую жизнь. Много опасностей

подстерегает тебя на этом пути. Мы расскажем об одной из них. Речь пойдет о