такое восторженное и влюбленное в меня лицо, что следующей стадией, если

рассуждать последовательно, должен был идти поцелуй в засос. Я невольно

отодвинулся.

Однако этого не произошло. Он только плотоядно пощипал свою холимую

бородку и распоясался совсем:

– Да какой там замечательно! Просто великолепно. Давно не испытывал такого

наслаждения.

В прошлый раз он мне говорил «гениально!», и что с того? «Ну-ну, приятно

слушать», - скептически подумал я, стараясь не вдыхать ядовитый фимиам.

– А нам приходится печатать разнообразное дерьмо. Того же вон Шендрюкова, -

редактор с ненавистью поглядел на свежий номер газеты.

«Сколько тебя этот Шендрюков по кабакам водил», - хотел сказать я, но лишь

сделал соболезнующее лицо. Меня не покидала наивная надежда напечататься в

его путаной газете с неопределимой политической и сексуальной ориентацией.

– Или вот, на прошлой неделе… – редактор начал искать на столе.

«Отчего у него такие белые зубы», - подумал вдруг я, совсем как Красная

шапочка в гостях у бабушки, - и, вообще, красавец – мужчина» - во мне

трепыхнулась здоровая зависть.

В это время в кабинет вошло что-то тонконогое и плоское женского рода и

положило перед редактором коричневую икряную папку. «А секретарша у него

уродина» – от этой мысли зависть немного отпустила. Я даже ею залюбовался.

– Но, мой золотистый, - редактор отодвинул папку и нацелил палец в потолок –

есть один маленький недостаток. Ваши произведения не совсем актуальны.

Вы наверно слышали такое словосочетание «социальный заказ»? Почему бы

вам не написать что-нибудь о новом русском? Что-нибудь хлесткое, пусть

даже за гранью фола. Творите проще. Тем масса. Водка, секс, другие средства

общения. Чтобы читатель, грубо говоря, обожрался.

Я соглашательски кивнул и почему-то перестал волноваться. Раньше он

отклонял мои рассказы из-за того, что не про перестройку и нет «ростков

нового». Потом за то, что герои много пьют, хотя они и пили значительно меньше

самого редактора. Один раз он требовал от меня юмора в духе Гоголя про

бригадный подряд, да так ловко написанный, чтобы второй темой ненавязчиво

шла госприемка.

– Или,- мысль редактора качнулась, расширяя мне оперативный простор, - муж

возвращается из командировки – тоже хороший сюжет. В духе времени, так

сказать. Пора, пора вам, голубчик, встать вровень с эпохой. А то, что у вас?

Нищая старушка, то какие-то артисты балета. Это читателю неинтересно.-

Редактор задумался.- Или вот еще свежая тема. Дарю. Человек пошел куда-то с

девушкой и захотел в туалет. И развивайте. А закончить можно, что он все-

таки, грубо говоря, обоссался. Но лучше все-таки о «новом русском»- он

откинулся в кресле и довольный собой закурил что-то ароматное.

«Поджечь их что ли?» - как-то отстраненно подумал я, а вслух слабо

засопротивлялся:

– Да где же я в своем захолустье «нового русского» найду?

У нас безработица и нищета.

– Ищите. Понимаю – нелегко, но писателю всегда нелегко. Потолкайтесь в

людных местах, на рынке. У вас, например, кто-нибудь из знакомых ездит на

«Мерседесе»?

– Ездит, - признался я. – Но это не «новый русский».

– Почему?

– Потому, что курить постоянно «стреляет» и на пиво, - объяснил я.

– Да, действительно, про евреев писать лучше не надо – вздохнув, согласился

редактор. – Но вы все же попробуйте. Про «нового русского». Вы меня

понимаете?

Наступила пауза. Лишь было слышно, как с контрабасным звуком воздух

бороздила муха. Пора было уходить.

– Хорошо, я попробую – соврал я, пожимая его энергичную руку. Глаза

редактора смотрели на меня с умилением и надеждой.

Ругая себя пронзительными словами, я вышел из кабинета и столкнулся с

секретаршей. Красивее она не стала. Мне сделалось весело.

Больше я в эту редакцию не ходил. А о том, как я ходил в другие редакции,

смотрите выше. Только секретарши там были посимпатичнее.