Спустя полгода решил я двинуть в поход. Клавдия вместо себя оставил, как старшего, а Марка Квиридия с собой забрал.

Решил я идти не пешком, а морем. Суда починили к моменту тому, и на них мы в путь отправились. Вскоре нужного достигли и к берегам Египта пристали. Там спешились и пошли вдоль берегов реки длинной. Людей мало встречали. Повсюду голод, холод процветал. Шли и болезни разные от этого. Потому, в дальнейшем, стал

я целителя того, что указал, с собой брать.

Много в тот поход мы не набрали. Мало, что уцелело от времени прежнего, а потому повернули назад. Но от мысли пройтись до конца я не отказался.

Делу тому опосля еще римляне помогли. Когда возвратился я из похода того, славою не увенчанного, постыдили меня тогда и хотели уж было переизбрать. Да Клавдий Главк вмешался и всех успокоил.

Решили пока оставить, но взамен потребовали жертву принести богам и им самим, как знак преданности глубокой. Пожертвовал я сыном своим возрожденным и тогда же поклялся свершить суд свой надо всеми, как они надо мной.

Долго не собираясь, особо не думая, я вновь в поход ушел. На этот раз путь пеша проложил. Забрал с собой многих из числа самих римлян, сославшись на малочисленность свою и богатства разные, что в землях других состояли.

На это и "купились" многие, хотя им лично мало что пофортунило. Так отомстил я многим за смерть сына своего и также дальше и продолжил. Возвратившись из похода, привезли мы добра много. Тут же оно разделено было, но, конечно, верх больше получил.

Прознали о том и мои подчиненные со стороны западной. Решили также не сидеть сложа руки, а к землям другим приставать. Тогда, и разделили мы территорию, чтоб самим с собою не воевать. Они на своей стороне порядок "поддерживали". Я же в своей, время от времени лаврами увенчивался.

Начал походы я творить чаше. Глубже в земли древние удалялся и до того Египта доставал аж с другой стороны.

Так я вот по всем пирамидам прошелся и долю драгого составил. Однажды даже стычка произошла между своими. Я со своей стороны шел, а мои подчиненные с другой. Издали плохо было видать, и мы друг друга не распознали.

В бой с ходу вступили, а уже после всего разобрались. Но ходу исторического делу тому не дали и описали по-другому.

Войну к галлам причислили, которых отродясь никто и не знал. Дальше также поступали, желая скрыть свои истинные намерения.

Рим богател и расширялся. Со всех сторон к нему помощь шла. Римляне довольны мною были. Вскоре стали величать они меня по-другому в честь побед моих малых и великих, которых вовсе и не было, так как отпор чинить мало кому приходилось. Но воздавая славу самому себе и делу воинственному, решил я к хитрости небольшой прибегнуть.

Сотворили разные труды и схемы нарисовали, чтоб посильнее умелость ту выразить, а в них имена создали и врагов наших обозначили. Со своей стороны многих я указал, а вот с другой просто мною же или моими подчиненными придумано было.

Так хотели мы все славу за собой великую закрепить и вовек Рим наш в благах великих купать. Сам же для своего блага я историю свою сочинил. Славу Македонского присвоил, хотя в землях тех, другом моим ведомых, вовсе не показывался.

Так вот история меня и запомнила. Во многом я сам постарался, да и люди другие в том преуспели.

Клавдию я римский трон завещал, хотя сам правил и собою гордился. Жен после первой не имел и после себя никого не оставил.

Жизнь моя в походах прошла и в окружении дев других. Много я не прожил. Все же усталость сказалась и на году сорок восьмом я почил. Сердце того не выдержало и в один миг остановилось. Друзья мне честь великую возложили и славу большую сотворили. Вот и вся правда о себе, -созналась, вконец, та душа.

– Почти, все правильно сообщено было, - сказал после этого нам сам Бог, - надо должное душе той отдать и часть грехов простить. Особенно касающихся общего падения людского. Но все ж, не обо всем до конца молвлено. Что

еще сотворил ты за свою бытность воинскую? Чего не указал нам допоясняюще?

– Очевидно, не сообщил я о деле одном, в быту моем воинском содержащемся. Слыл я несколько порочным в деле любви земной и иногда принуждал кого к своей стати людской стать поближе. Грех мною сей был опущен, да, думаю, Бог простил за него меня. Не сказал я и о том, что сын божий, на Землю опущенный, из-за меня в кровь людскую окунулся.

Воспитал я многих жестоко и велел унаследовать это в поколениях. Римлян вперед всех поставил и велел каждому волю его чинить и безропотно подчиняться. Таков вот мой еще грех и от него хочу избавиться. Неверно я поступил при жизни и хотел бы добиться славы другой,

– Какой же?
– Бог его спрашивает, ибо мы на то права не имеем.

– Славы обычной простой. Как человека труженика и никакого другого.

– А почему так?

– Понял я при жизни еще, что не в ту мечту ударился и во всем ошибки совершил.