Потому что другого выхода у него не было. Нельзя быть наркоманом и не врать.

Если ты наркоман или алкоголик, то пакет героина или полпинты водки на весах твоего больного сердца перевесят все на свете: и благополучие семьи, и профессиональную карьеру, и собственное здоровье, и собственную жизнь. В этой точке пролегает черта, отделяющая наркомана от остального, «нормального» мира.

Мир «нормальных» наркоману враждебен. Наркоманов не любят. Их боятся. Им не верят. Их выгоняют из дому и увольняют с работы. У них отнимают детей. Их преследует полиция. Их сажают в тюрьмы, судьи, стучат молотками, вынося им суровые приговоры.

Весь мир против них.

Поэтому вопрос к Кевину – наркоман ли он? – не такой уж праздный, а самый что ни на есть первостепенный, ключевой, который следует понимать так: «Ты наш или их?» Если «их», тогда тебе, мистер Кевин, наше официальное почтение и уважение. Если же ты «наш», тогда ты наш брат.

В то время я еще не догадывался, каких усилий, какого профессионального мастерства и человеческого сострадания потребуются, чтобы войти в этот закрытый орден, в это страшное братство, куда принимают безо всяких разговоров и условий только своих, будь они даже отпетыми негодяями. Но пришлых, из «нормального» мира, будь они ангелоподобными, впускают туда с большой осторожностью.

Интересно, что такое чутье, такое трудно постижимое чувство родства наркоманов и алкоголиков, лежало в основе возникновения в тридцатые годы прошлого века движения «Анонимные Алкоголики» («АА»), а потом и «Анонимные Наркоманы» («АН»). Это движение, начавшееся в США, впоследствии распространилось по всему миру, спасло и продолжает спасать сотни тысяч людей.

Можно в двух словах вспомнить основателя этого движения – Билла Уилсона, хронического алкоголика, не раз попадавшего в белой горячке в психбольницу. От Билла отказались все врачи, считая его безнадежным, когда однажды он познакомился с другим – таким же, как и он, «безнадежным» алкоголиком. Около часа они делились друг с другом своими алкогольными секретами. И расстались в тот вечер убежденные, что алкоголики могут не только друг другу наливать, не только друг друга хоронить, но и друг друга спасать. Так зародилось это движение...

Все же порой, хоть и редко, случается, что чутье даже проницательного, многоопытного наркомана/алкоголика дает сбой. Иногда даже он ошибается. Или не может определить, кто же перед ним: свой или чужой? Торчок или нет?

Так было и с Кевином. Его никто не мог раскусить. Он не отрезал себя от студенческой группы, но и не сливался с ней. Ни ваш, ни наш. Ни с нами, ни с ними. Ни свой, ни чужой. Понимай как хочешь. А еще лучше – поменьше интересуйся другими. Больше занимайся собой.

...Как я уже говорил, на церемонии вручения дипломов каждый из выпускников должен был произнести спич. Выступления Кевина ждали с особым интересом. Знали, конечно, что он немногословен. Но его меткие комментарии, колкие, порой язвительные шутки, неожиданные взрывы смеха выдавали в нем человека темпераментного, возможно, дерзкого, скрывающего под маской настоящее лицо. Надеялись, что он, наконец, откроется. Снимет маску.

Накануне церемонии ажиотаж вокруг Кевина возрос еще больше. Загадка сфинкса должна быть разгадана! На перекурах велись жаркие дебаты. Большинство все-таки склонялись к мнению, что Кевин – наш, из торчков. Правда, мнения разделились по другому важному вопросу: какой наркотик он употреблял? Одни считали, что торчал на героине: «Так умело маскироваться может только опытный героинщик». Другие уверяли, что Кевин – из алкашей, что у него и образ мыслей, и даже походка алкоголика. Третьи возражали: «Нет же, Кевин – типичная «таблеточная голова», набитая транквилизаторами».

Кто же прав?

...Получив диплом, Кевин произнес короткую речь. Поблагодарил преподавателей. Пожелал удачи всем однокурсникам. Упомянул о проблемах, которые есть у каждого. И, к всеобщему разочарованию, умолк.

– Ке-вин, Ке-вин, Ке-вин… – кто-то из студентов, кажется, это был Рауль, стал вполголоса скандировать имя Кевина, ритмично ударяя ладонью по парте.

Его поддержали. Через минуту вся аудитория – студенты, даже приглашенные на церемонию охранники и уборщики, требовательно стучали в такт ладонями по партам.

– Ке-вин!.. Ке-вин!..

Он растерялся, впервые за все время учебы. Стал озираться, словно в поисках пути к бегству.

– Ке-вин!!.. Ке-вин!!!.. – грохотала аудитория.

Кевин часто заморгал и, низко опустив голову, выдавил:

– Yes...

– Брат! Что же ты молчал все это время?! Зачем же так мучил себя и нас?!..

Предметы. Новые загадки

Учебная программа включала десять предметов. Изучение каждого предмета длилось около месяца, затем – экзамен, и новый предмет. Чтобы получить диплом, нужно было успешно сдать, как минимум, семь экзаменов из десяти. В кабинет директора всегда стояла очередь просителей, находившихся на грани вылета. Не помню, чтобы кого-то отчислили по неуспеваемости, всех как-то тянули.

Но теория – всего лишь теория. «Мертва теория, лишь древо жизни вечно зеленеет», – некогда изрек великий Гете, и применительно к наркологии эта фраза верна особенно.

В конце концов, в нашей школе готовили не будущих профессоров и академиков. Здесь учились вчерашние воры, проститутки и драгдилеры, страдающие наркозависимостью, и за их учебу платило государство, чтобы они смогли работать и помогать таким же, как они.

И тот, кто поначалу проваливал один экзамен за другим, путался, не зная, в каком из квадратиков экзаменационного листа поставить «крестик» в ответ на каверзный вопрос, возможно, вскоре стал отличным наркологом, с глубоким пониманием природы этой болезни.