– Гимнастка, - восторженно вздохнул обладатель красно-белого наряда. Многозначительно засопел и добавил: - Олимпийская надежда.

– М-мм, - промурлыкала Милена, похлопав по розовой щеке, такой потной, слово толстяк бежал, а не ехал.
– Сладок утренний сон.

– Что?
– толстячок захлопал соловеющими глазами.

– Сон, - тише выдохнула Милена. Медленно свела веки в щели, наблюдая, как закрывает глаза толстяк.
– Всего лишь сон.

Толстяк сник и засопел, подергивая левой щекой в мелкой, неуверенно развивающейся улыбке. Милена подхватила сползающее тело, поправила на сиденье, вложила в обмякшую ладонь шарик. Усмехнулась и побежала дальше. В плоскости люди сохраняют облик, даже утратив суть. Это обманывает всех, лишенных полного зрения. Но для обитателя Нитля отличить человека от твари посильно. Толстячок был - тварь. Некрупная, трусоватая, мерзкая.

– Трупоед, - сквозь зубы прошипела Милена, передернула плечами и оставила встречу позади.

Маришка стояла на пороге бунгало, молитвенно сведя руки и только что не всхлипывая. Ей было холодно спросонья, но упрямая не шла в дом и продолжала негромко звать. Кричать в голос она не решалась: утро раннее, все, вероятно, еще спят. Относительно пропавшей Милены было придумано самое невероятное и худшее, от ночных страхов голос дрожал слезами. Серебро щедро и глупо расплескиваемого сочувствия так и звенело. Милена подбежала, перемахнула перила и встала рядом, напугав внезапным появлением еще сильнее.

– Привет!

– Ой... Ой, да ты вымокла! Простудишься, - Маришка нашла повод для деятельного беспокойства и вмиг забыла прежние страхи.
– Иди, тебе нужен горячий душ. Я приготовлю кофе, тут очень хорошая кофе-машина. Или травяной чай? Я нашла в баре мед, еще там коньяк и бальзам, я добавлю.

Смахнув со щеки приятельницы серебряную слезинку, Милена ловко припрятала её в горсти, рассмеялась, ощущая себя наполненной теплом и радостью. За плечи вдвинула Маришку в дом, стащила башмаки и босиком прошлепала в душ. Настроение было замечательным... минут двадцать. Пока Маришка не добралась до дома Паши и не обнаружила там 'овощ'. Трагическими всхлипами она немедленно вызвала сочувствие сонной Варвары и похмельное, неснимаемое ничем, раздражение Носорога. Ругаться он перестал, лишь получив порцию джина.

– Во пруха, врач рекомендует, - оживился Паша, приговорив напиток одним глотком.
– Девочки, я бодр, как медведь на нересте.

– Что?
– поразилась Варвара.

– Мы с медведем рыбаки, - благодушно пояснил Паша, выглянул на улицу и свистнул.
– Геня! Геня, греби сюда. Нам типа - в город, из списка медицины у нас есть только спирт... и тот разбавленный.

– Павел Семенович!

– Я!
– выкатив глаза, рявкнул Паша.

– Вы выпимши, вам нельзя за руль, - жалобно сообщила Варвара, надевая пальто и с недоумением забирая свою сумку из пасти собаки.
– Ой... Бэль, ты откуда это добыла? Ну, ничего себе. Марина, вы ведь Марина, да? Не переживайте, у вашего мужа все не окончательно плохо. Я, конечно, практикантка и не доктор, но я уверена, что состояние обратимое. Не надо плакать. Павел Семенович, где список препаратов? Надо внести успокоительное.

– Типа да, для меня, - в тон добавил Паша.
– Надо, а чо? Правда, надо. Варька, я на рыжих бросаюсь, как испанский бык. Все, ходу. По делу если, машину я взял без документов и вернуть её надо к обеду.

– Боже мой, вас арестуют, - начала переживать Маришка, отвлекаясь от главного горя.
– Милена, хоть ты пригляди, я умоляю.

Носорог заржал, нагнулся над вчерашними заветренными припасами, так и ночевавшими на столе. Выбрал мясную нарезку, хапнул пригоршню и бросил на пол - собаке. Бэль сгребла одним движением языка и благосклонно дернула хвостом. Маришка застонала, бессильная прекратить непорядок. Паша хмыкнул и за шиворот выставил на улицу Варвару. Придержал дверь, пропуская остальных пассажиров - Милену и Бэль.

– Прикид типа - по тебе дурка рыдает, - то ли одобрил, то ли осмеял Паша, изучив махровый халат Милены.
– А чо? Поедем в бутики. Там все из одной дурки, но, девочки, не из нашей.

– Могу одолжить пальто, - предложила Варвара.

– Сидеть, пристегнуться, не ныть. Такими бабами надо украшать витрину, не уродуя тряпьем, - хмыкнул Паша, пялясь в разрез халата.

С тем и отбыли. Милена смотрела в окно и ощущала, как струйками, по малой капле, копится в душе серость постылой осени. Но сегодня она много внятнее видела, откуда сочится тоска. Город был ей немил. Город содержал так мало серебра и так много фальши, что нуждался в ярком солнце, хоть как-то заполняющем его пустоту. Но тучи наплывали плотнее, лили серость и вымывали следы улыбок с лиц.

– Плоскость, - поморщилась Милена.

– Что?
– не поняла Варвара.

– Ваш мир, он определяется нами, как плоскость, - задумчиво повторила бывшая ученица Тэры.
– Людям тесно, и растут они, как деревья в неухоженном лесу. Искаженные, слабые. Горы далеко, а болото вот оно, рядом.

– Что, все - чахлые?

– Не все. Вы вполне хороши, - через силу улыбнулась Милена.
– Только болото охотнее всего харчит сильных. Я вижу перед собой мир, где нет тяжких потрясений, и люди забыли, что такое настоящая беда рядом, и как надо всем быть вместе. Вас много, вы друг друга давите. И, что мне особенно противно, этот город убежден, что его закон жизни - основа мирового устройства. Сейчас слово вспомню... аксиома.

– Милена, иди ты в жопу, - с чувством выговорил Паша.
– Я только опохмелился, не мути мне трезвость бредом. Типа - договорились?

Пришлось кивнуть и хотя бы демонстрировать хорошее настроение. Хватило его до того самого места, которое Паша назвал 'бутики' и где, по его же пояснениям, следовало добыть одежду. Тратить много времени на подобную глупость Милена не намеревалась. Но бутики оказались неподражаемо нелепы... Бессмысленные по большей части тряпки, штампованные украшения и горы неудобной обуви охраняли куда надежнее, чем жилища людей и самих людей, даже детей. В магазины неохотно пускали плохо одетых, хотя туда вроде бы идут - за одеждой? На халат Милены охрана воззрилась, 'придерживая челюсти у колен', как сказал Паша. Собак в бутики не разрешали водить. То есть строго и без исключений нельзя, таково правило... которое нарушили при первом ленивом рыке вууда.