лыбиться перестал. Спросил:

– А в гаражах тоже пасть не разевать? Если тоже, то это тебе будет

стоить.

Лапин молчал, играя желваками и яростно раздувая ноздри, а Гуляев

невозмутимо продолжил:

– Совсем охренел, Викторыч? Что ты как баба истеришь? Просто

поговорить нельзя было? Или ты совсем тут мутировал, в кабинете этом?

Короче, заявление я тебе хоть сейчас напишу. Без работы не останусь.

Лапин нехорошо усмехнулся.

– Почему – мутировал? Я всегда такой, Вася. А в гаражах мое

слабоумное второе «я» заправляет. Я его там выгуливаю.

– Чего ж ты разволновался тогда? – ответно усмехнулся Гуляев. – С

тобой, мутант хренов, я не знаком и сводить знакомство не хочу и не

собираюсь, а со слабоумным Ванькой в гараже пообщаюсь.

В гараж Лапин месяц, наверное, нос не казал. А потом соскучился по

своей двадцать четверке, плюнул и, набрав пива с воблой, подкатил. Васька

тоже был там. Они тогда хорошо поговорили.

После первой банки, высосанной молча, Васька сказал, что стукачом

никогда не был. Иван возмущенно ответил, что и не собирался ему ничего

такого… Хотя, конечно, мысль лелеял. Но в порядочности товарища из не своей

социальной среды лишний раз убедился.

Хотя почему не своей? Все мы выходцы из одной и той же среды,

однажды перемоловшей и перемешавшей в себе и белых, и красных, и никаких.

А теперь пальцы гнем, вновь образовавшейся элитой себя называем.

И если ты, когда все хапали, не был в криминале замазан, то в

одурачивании ближнего своего – наверняка. Ваучеры-то скупал пачками?

Скупал. Знал зачем? То-то. Зато ты сейчас, блин, «элита», а порядочный и

неизворотливый Васька у тебя в начальниках участка, как суслик, крутится.

Каждому свое, да?

С другой стороны, еще неизвестно, кто из кого нынче больше кровь сосет.

Вот Лапин, капиталист. Он за аренду помещений такие бабки отваливает, что

самому тошно. Станки, оборудование, компьютеры, всю оргтехнику, мебель,

даже стулья, на которых эти задницы сидят и чаи часами гоняют – все он

выкупил. Персонал его, свиньи, ни копейки в это не вложили. А он на свои

кровные приобрел, только недавно из кредитов вылез. Никому из них дела нет,

откуда сырье, комплектующие и заказы на готовый прибор берутся. А еще

нужна реклама, да много всего нужно, до фигищи! Васька, видите ли, как суслик

крутится!.. А как крутится Лапин, мотаясь между банком, налоговиками,

префектурой и собственным предприятием? Они получают свой оклад, пинают

грязными ботинками системные блоки, купленные не ими, оставляют

включенный паяльник на пластиковой панели робота-манипулятора, за который

Лапин выложил двести штук баксов, и воруют ластики и ручки! И праведно

негодуют, если зарплата вовремя не проиндексирована.

Возмущают тебя мои сверхприбыли? Так в чем проблема? Зарегистрируй

свою фирму, возьми кредит под собственную квартиру, как не однажды

приходилось проделывать самому Лапину, да вперед и с песней! Торгуй

пирожками у метро или перепродавай утюги и пылесосы, не важно. Зато вся

выручка твоя. И тоже будешь элитой. Боязно? Лениво? Кто ж тогда тебе

больничный по соплям оплатит? То-то.

Но Васька был уникален. Никакой классовой ненависти после того, как

инкогнито Лапина было раскрыто, Иван в нем заметить не смог, хоть и искал, и

вглядывался, и провоцировал даже. Ничего в Ваське не возникло нового – ни

подобострастия, ни ловкой фамильярной грубоватости, которая так виртуозно

умеет подхалимничать и льстить. Васька мог бы стать Меньшиковым при нем, у

него даже, наверно, получилось бы, но он не захотел. Ни духарным и

жуликоватым Меньшиковым, ни меланхоличным и рассудительным Агриппой

д`Обинье, который слагал свои вирши, неотступно следуя конь о конь с королем

Генрихом Наваррским в его тяжких военных походах. Так и дружили, возле

ворот гаража рассуждая про футбол и избегая встреч в коридорах бизнес-

центра.

Но тут Лапина припекло. Даже не совет ему был нужен, а человеческое

ухо, чтобы выплеснуть смуту. В бизнесе друзей не бывает? Отлично. Он с этим